Земля

Она продолжала свою речь, но Ван Лун не стал слушать дальше, потому что эти слова указали ему путь, как удовлетворить свое ненасытное стремление к девушке, которую он любил; он купит ее и приведет в свой дом, и она станет его собственностью, и никто другой не будет обладать ею, и он будет есть и насытится, и будет пить и утолит свою жажду. И он сразу поднялся с постели, вышел и сделал потихоньку знак дядиной жене. И когда она вышла к нему за ворота, под финиковую пальму, где никто не мог слышать его слов, он сказал ей:

– Я слышал, что ты говорила во дворе. Ты права. Мне нужна вторая жена. Почему бы мне не привести ее в дом, если у меня столько земли, что я могу прокормить нас всех?

Она отвечала с готовностью:

– И впрямь, почему бы и не привести? Так делают все мужчины, которым повезло в жизни. Только бедняку приходится пить из одной чашки.

Так говорила она, зная, что он скажет дальше. И он продолжал, как она и ожидала:

– Но кто станет хлопотать за меня и пойдет в посредники? Мужчина не может пойти к женщине и сказать: «Иди в мой дом!»

Она сейчас же ответила:

– Предоставь это дело мне. Скажи только, кто эта женщина, и я устрою все дело.

Тогда Ван Лун ответил неохотно и робко, потому что он еще ни разу не произносил ее имени вслух:

– Это женщина по имени Лотос.

Ему казалось, что все слыхали это имя, и он забыл, что только два коротких летних месяца тому назад он и сам не знал о ее существовании. Его раздражало поэтому, что жена дяди начала расспрашивать дальше:

– А где она живет?

– Где же, – отвечал он, нахмурясь, – где же, как не в большом чайном доме на главной улице города?

– В том, который называют Домом цветов?

– В каком же другом? – возразил Ван Лун.

Она раздумывала некоторое время, пощипывая пальцами пухлую нижнюю губу, и наконец сказала:

– Я никого там не знаю. Придется искать путей. А кто сводня при этой женщине?

И когда он ответил, что это Кукушка, которая была прежде рабыней в большом доме, она засмеялась и воскликнула:

– Ах эта! Так вот чем она занялась после того, как старый господин умер ночью у нее в постели! Что же, это как раз по ней. – Она снова засмеялась надтреснутым смехом и сказала спокойно: – Эта! Ну, тогда это дело нетрудно будет уладить. Все теперь ясно. Она всегда была готова на все что угодно, хоть гору сдвинуть с места, как только ей сунут в руку серебро.

У Ван Луна сразу пересохло во рту, когда он это услышал, и голос упал до шепота:

– Плати ей серебром! Серебром и золотом! Чего бы это ни стоило, хотя бы пришлось отдать всю мою землю!

После этого – так странна и противоречива любовная лихорадка – Ван Лун не захотел ходить больше в чайный дом, пока дело не будет улажено. Он говорил себе: «А если она не захочет идти в мой дом и быть только моей, я лучше перережу себе горло, но больше ходить к ней не стану».

Но при мысли, что «она не захочет», сердце у него замирало от страха, и он постоянно бегал к жене дяди и говорил:

– От лишних трат мы не обеднеем. Сказала ты Кукушке, что у меня золота и серебра сколько угодно? – И прибавил: – Скажи ей, что в моем доме ей не придется делать никакой работы и что она будет носить только шелковую одежду и есть акульи плавники хоть каждый день, если захочет.

Наконец толстуха вышла из себя и закричала, вращая белками:

– Довольно, довольно! Разве я дура, или мне в первый раз сводить мужчину с девушкой? Все это я уже не раз ей говорила!

Тогда ему ничего не оставалось делать, разве только грызть себе ногти и осматривать дом, как будет его осматривать Лотос. И он то и дело торопил О Лан то мести, то мыть, то передвигать столы и стулья, и бедная женщина все больше и больше приходила в ужас, потому что теперь она хорошо знала, что ее ожидает, хотя он ничего не сказал ей.

Ван Лун не мог больше спать с О Лан и говорил себе, что когда в доме будут две женщины, то понадобятся еще комнаты и еще двор, понадобится место, куда он мог бы удалиться вместе со своей возлюбленной и побыть с ней наедине. И, не дожидаясь, пока жена дяди доведет дело до конца, он позвал своих батраков и приказал им пристроить еще двор к его дому позади средней комнаты, а кругом двора три комнаты: одну большую и две маленькие по бокам. И батраки в изумлении смотрели на него, но не смели возражать. Они накопали глины в поле, сложили стены и утрамбовали их, и Ван Лун послал в город за черепицей для крыши.