Земля 2.0 (сборник)

– Хм… – Экзорцист забрал у меня свернутые сети и похудевший рюкзак. – Что у нас со связью с Землей?

– Связь у нас отныне только с Господом. – Томаш посмотрел на обложенное тучами небо, а затем снова принялся мести пыль.

С этим было трудно поспорить. Аллоизий еще раз хмыкнул и поднялся по трапу.

– Франциск! – позвал он, бросив взгляд через плечо.

Я отнес рыбу на камбуз. Дверь в отсек-келью професса была приоткрыта, и в коридоре отчетливо слышалось, как он стонет, мечется в койке и борется за каждый вдох. А еще во всех отсеках «Святого Тибальда» ощущался запах крови и гноя. Почуяв его, я сразу понял, что Габриель обречен.

На камбузе было грязно. Для полной картины не хватало только бегающих по стенам тараканов. Я быстро убрал на столах, собрал объедки, очистки и прочий мусор в освободившееся ведро и отнес в производственный отсек, где пыхтели на холостом ходу «Давид» и «Голиаф». Я заметил, что оба принтера тоже нуждаются в хорошей чистке. На передней панели «Давида» темнели пятна пригоревшего синтетического жира. Я открыл приемный порт «Голиафа» и увидел, что отсек для загрузки сырья практически полон. Сначала я опешил, а потом понял: уже который сол мы ничего не строим, не ремонтируем, а только посыпаем себе головы пеплом, пытаемся разобраться с обрушившимися на нас бедами и протянуть просто еще один день.

Я запустил на «Голиафе» самую простую программу производства пяти комплектов одноразовой посуды, предполагая, что принтер переработает уже загруженное сырье, однако машина выдала сообщение об ошибке: приемный порт был переполнен. Я сунул руку в отсек, поковырялся в мусоре, выбирая, что можно было бы вытащить, нащупал большой кусок ткани и потянул. Оказалось, что я держу чью-то рясу. В скупом свете стало видно, что одежда заскорузла от пролитой на нее крови, и тогда меня словно под дых ударили. Я опустился на палубу, положив перед собой страшную находку. Скорбь навалилась на меня с новой силой. И снова мне привиделись, словно живые, Михаил и Станислав, Жан Батист и Яков. А ряса эта, скорее всего, принадлежала тому, кто убирал в мастерской, а затем занимался захоронением сильно поврежденных тел. Или же тому, кто разбил голову Якова молотком. От этих мыслей хотелось выть и ногтями рвать на себе плоть.

– Овощ! – окликнул меня Томаш. – Професс зовет!

– Я хотел утилизировать мусор.

– Оставь ведро, я сам все сделаю!

– Как знаешь. – Я поднялся, повесил рясу на закраину открытого порта и вышел в коридор.

– Я ведь не хозяйничаю на грядках без твоего ведома, – укорил меня Томаш.

– Тут везде грязь. – Прозвучало это так, будто я выдвигаю обвинение.

– На мне – миллион дел! – рассердился Томаш. – Корабль! Радиосвязь! Принтеры! Професс!

Только присущее смирение не позволило мне ответить Томашу, что корабль давно мертв, радиосвязь мертва, принтеры простаивают, а професс…

Професс держался из последних сил. Его кожа посерела, на лице и шее проступили темно-красные капиллярные сеточки. Глаза ввалились, а борода, которая и в обычных условиях выглядела неопрятно, сейчас подавно казалась какой-то насекомьей щетиной.

Он сидел на койке, откинувшись спиной на пару подушек. С обеих сторон, под каждой рукой, лежало по нескольку скомканных тряпок, испачканных свежей кровью.

На столике, сделанном из обрезка панели, – большая бутылка воды, несколько стаканов, множество таблеток, привезенных с Земли, и порошков, изготовленных «Давидом» по последнему рецепту Якова. Над столиком – распятье.

Вот, пожалуй, и вся обстановка отсека-кельи. У остальных были почти такие же, и отличались они разве что в мелочах. Например, количеством лекарств на видном месте.

– Мы преодолели бездну космоса, но не принесли Христа в своих душах, – сказал професс слабым голосом; он, как мог, старался не выглядеть страдальцем, но преодолеть гнет долгой болезни ему было уже не по силам. – Я много думал об этом. Космос бесчеловечен, как бесчеловечна марсианская пустыня… – На этих словах я сильно вздрогнул и набрал в грудь воздуха, собираясь возразить, но Аллоизий взял меня за руку и крепко сжал пальцы… – Оказавшись здесь, не мы изменили Марс, а он – нас. Думаю, Помидорушек, ты ждешь, что я скажу, мол, реализовался тот сценарий квантового мира, которого мы все подспудно боялись? Так и есть, братья мои. Вдали от Матери-Церкви наше коллективное бессознательное населено страхами и темными страстями. Увы, так мало в нем оказалось места для христианских добродетелей и веры в Святую Троицу. Здесь нет Христа, мы не принесли Его.

Стоящий в дверях Томаш склонил голову и, кажется, всхлипнул.

– Монсеньор… – начал было Аллоизий, но професс еще не договорил.

– Я скоро покину вас, братья. Все меньше и меньше сил нести послушание… Помидорушек, открой, пожалуйста, сейф, он не заперт.

Я отворил металлическую дверцу встроенного в переборку шкафа. В лицо мне пахнуло запахом лежалых бумаг и сургуча.

– На верхней полке, будь другом.

Моя ладонь накрыла запечатанный конверт.

Професс, поморщившись, сломал печать. Я заметил, что его дрожащие руки оставляют на бумаге мокрые следы.