Ренат сказал, что знает, каково это – погибать от холода, ему рассказывал кто-то из друзей, работающих на полюсе. Иглесио за пару секунд рассказал длинную историю про двоюродного прадеда, который оказался одним из первых, замерзших на земном Эвересте. Но предположил, что это какая-то подстава, и девочку надо бросить. Толик с ним согласился, но сказал, что надо больше информации и переложить принятие решений на центр.
График волнения в нейросети Ксении непривычно вырос. Так нельзя, надо что-то делать с ребенком, сказала она. Беглый поиск по базе показал инциденты с оставленными в пустошах детьми. Решения принимались разные, но чаще всего рекомендовалось спасать. Что ж, три голоса, включая мой, усредненный, за – придется спасать. Да, конечно, неплохо бы когда-нибудь будет разобраться с людишками, но тут все же ребенок, да и по головке меня за такую халатность не погладят.
По крайней мере, надо привезти к себе в кабину, а дальше ждать инструкций.
– Тебе холодно? Пойдем со мной, у меня есть кабина, там тепло, хорошо.
– Не-а. Мама с папой говорят, что роботы плохие, что вам нельзя верить. Кышство!
Так, что в таких случаях делать? Какие есть советы? Чем привлечь ребенка?
– Нет, я не такой робот. Я добрый. У меня есть мультики. Ты любишь мультики?
Девочка засомневалась, но на ноги все же поднялась.
– Я видела один раз. А какие мультики? А далеко идти?
Три с лишним километра для замерзшего ребенка – слишком много. К тому же за время пути я отдалюсь от кратера еще на километр. Просканировал еще раз, просчитал массу тела. Пришлось рискнуть. Подогнал новенького дрона. Выставил телескопический манипулятор вниз на метр, согнул, как перекладину. Подлетел к самой земле.
– Мультиков очень много. Но далековато. Но мы тебя прокатим. Хочешь прокатиться?
У второго коптера, разговорного, была в арсенале лазерная указка, указал ею на перекладину и на бур.
– Садись вот сюда! Держись вот здесь.
Девочка немного посомневалась и послушалась.
– Холодно!
– Скоро согреешься. У меня тепло. У меня есть вода. И еда.
Коптер полетел с маленькой скоростью на низкой высоте. Чтобы если вдруг дуреха решит падать, то не разбилась.
Но ребенок удержался.
По теленету тем временем пришло сообщение:
Все, как я сам примерно и решил. Летели минут десять. Метеорологический зонд показал, что скоро начнется дождь, и в конце немного ускорился. Включил подогрев кабины.
– Я хочу кушать. У тебя есть кушать?
– Посмотрим, должно где-то быть. Ты давно тут бродишь, сколько дней?
– Раз, два… три! – Девочка загнула три пальца на руке.
– Ого! И чем ты питалась?
– Я брикет с собой взяла. И клюкву собирала, там растет у воды. Еще поймала сверчков… Ого! Это ты тут живешь? Такой большой дом!
Мое тело показалось из-за горизонта.
– Да, я тут живу. Внутри этой штуки. Я этой длинной штукой кушаю скалы. Сейчас ты залезешь в кабину. Шагай, не бойся.
Ребенок вдруг прижался к коптеру, боясь спрыгнуть на ступеньку. Судя по датчику вибраций, Астра дрожала.
– А я вспомнила, что в сказке про Кышство, про злых роботов, рассказывается, что мальчика Макса заманили в логово к большому роботу игрушками, и тот его проглотил, дверь закрыл и переварил.
Проклятые людишки. И дети у них несносные, непослушные. Надо использовать более строгий тон.
– Астра, твои родители беспокоятся о тебе. Нужно согреться. Шагай, а то скоро совсем замерзнешь.
Наконец Астра несмело шагнула внутрь кабины, и я закрыл дверь. Отогнал коптер на место, наверх.
– Пока, робот! Ого, тут тепло. А ты где, Ксюша?
На миг зашипел процами. Сложно с ходу объяснить ребенку, что такое нейрос и почему у тети нет тела.
– Я поиграю с тобой в прятки, мне нельзя показываться.
– Хорошо. Я кушать хочу!
Вытянул внутренний манипулятор, вытащил пристегнутую аптечку с сухпайком.
Разогреть сухпай ребенок, конечно, сам не сможет, подсказал Иглесио.
– Садись в кресло. Вот тебе брикеты.