Аля, заторопившись, спрыгнула вниз и заорала — нога подвернулась неловко, в голове сразу потемнело от боли. Ефим, который тогда был на полголовы ниже Али, тащил ее домой целых пять километров, вдоль берега моря, через лес, мимо бесконечных огородов и полей, не позволяя наступить на сломанную ногу, распевая бодрящие гимны, а потом еще и не забыл сам пойти покормить кур, гусей и уток, которые уже час недовольно квохтали, столпившись вокруг пустой кормушки.
«В следующий раз сделаю как он любит», — решила Алина, доела, облизала ложку и аккуратно положила рядом с миской. Матушка Есения прошла за спиной, точными движениями собрала посуду, за нею Павлина, негромко цокая суставчатыми титановыми ножками, поставила перед каждым стакан малинового морса и тарелочку с шоколадным тортом. Аля резко проснулась, села прямо — с чего бы торт? Что за событие? Дети переглядывались, по столовой побежали волны шепота.
Разбивая их могучим утесом, из-за стола Оберегов поднялся батюшка Алексей. Даже в простом, домашнем теле он внушал почтение — двухметровый, шестирукий, мощный. Было еще и внешнее тело, которым, кроме него, никто не мог управлять, — огромный шахтерский агрегат со сложной структурой копателей, буров и лучевых резаков в восьми конечностях, похожий на огромного скорпиона на гусеничном ходу. Это в нем он готовил ложе для Моря, трудясь без устали почти четыре года, подрезая, углубляя и сглаживая кратер от удара древнего метеорита.
— Дети, — начал батюшка, — я вижу на ваших лицах ожидание, предчувствие чего-то особенного…
— Предчувствие торта! — прошептала Аля Марье. Та прыснула, тут же сделав серьезное лицо под прицелом окуляров матушки Сусанны.
— В ежедневной суете, в радостных открытиях взросления, в работе на благо нового мира, Зиона, — вещал батюшка, — можно позабыть о том, что наша Домма — лишь часть великого замысла. Много раз вы слышали от матушек и на уроках, как тщились мы обособиться на Земле, как церковь свидетелей Иисуса-Звездоходца пережила десятилетия гонений, когда уравнивали нас и с мормонами, и со староверами. Все изменилось, когда к нашей истине прозрел великий пророк Яромир, мудрый, сильный и баснословно богатый на Земле. И было ему видение Зиона — мертвого мира, сделанного живым, написанного чистыми, угодными Господу красками на белом, незапятнанном листе. Пророк проторил путь, первым приняв электронную схиму, и не покинул нас и сейчас, зорко присматривая за нашими делами с орбиты. Три модуля опустились на поверхность двадцать семь лет назад, три Доммы воздвиглись треугольником, как три лика Исуса, явленные человечеству. Как только энергия высвобождалась, она направлялась на то, чтобы связать Доммы в единое целое, сделать всех рожденных на Зионе единым народом…
Тут Аля вдруг похолодела — вымыла ли она биобак перед рыбой, или же загрузила белковые исходники как было? Она и не сразу даже поняла, почему все возбужденно закричали. Завтра? Как это завтра? Обещают стыковку тоннеля Второй Доммы? Завтра сюда придут новые люди — говорливая толпа детей, незнакомые матушки, строгий батюшка?
— Ой, не могу проглотить ни кусочка торта, — жалобно сказала кудрявая Анфиса, прижимая дрожащую руку к горлу. — Это же все, все изменится завтра… И без предупреждения…
— Давай я съем. Точно не будешь? Ну смотри… ем! Мы всегда знали, что копают к нам с двух сторон — и из Второй и из Третьей Доммы. Наша-то вся энергия идет на то, чтобы Море сделать жизнеспособным и самоподдерживающимся. Последний кусочек, ну попробуй, Анфис… И вообще ничего не изменится, почему должно? Они будут к нам приезжать — гулять, работать, в море купаться. Мы — к ним… Морс свой будешь пить?
Все разошлись группами, возбужденно переговариваясь. Аля спустилась в подвал, где тихо гудели огромные белоснежные биобаки и пахло озоном и льдом. Надо было проверить бак номер три, потому что, если рыба нарастет из биомассы поверх остатков мясных клеток, от получившейся гадости даже кошки с собаками плеваться будут.
— Не терпится рыбки отведать?
Аля подскочила и стукнулась затылком о крышку бака. Шипя, обернулась — Ефим стоял, улыбался, смотрел на нее снизу вверх.
— Чего тебе? — спросила Аля неприветливо. — Иди с другими мальчишками о важном разговаривай. Такой день завтра, а вам перед Господом потом отвечать.
— Завидуешь? — Ефим небрежно облокотился на бак, смотрел странно. — Сама же знаешь, мужчины — солнца, напрямую связанные с Господом, горящие его энергией. А женщины — планеты, ходящие по своим орбитам. Только они дают жизнь, но без энергии и гравитации разлетелись бы, сталкиваясь и раскалываясь…
— Ты мне пришел Писание цитировать? — разозлилась Аля.
— Я пришел тебя просить со мной заручиться… ну, первой женой…
Аля смотрела на него молча, сверху вниз. Ефим смутился, покраснел.
— Афанасий с Марьей сегодня заручились, — пробормотал он, оправдываясь. — Я подумал, вдруг чего… а я не успею…