— Тогда выходит, что его никто не убивал, — сказал професс. — По крайней мере — никто из братьев. Terra Innocentiae — это пустыня, в которой обитаем только мы и песчаная мошка. Чего же ты намерен добиться вскрытием, Яков? Установить причину смерти Жана Батиста? Я могу тебе назвать ее прямо сейчас: у него разбита голова…
— Монсеньор, мы гибнем как мухи, — ответил Яков. — Вряд ли Господь желает этого.
Габриель на миг задумался, почесал ладонь о неровную щетину на подбородке.
— Я умываю руки! — произнес он, затем круто развернулся и пошел быстрым шагом к выходу из храма.
— Я, пожалуй, займусь радиостанцией, — сказал Томаш и ушел следом за профессом.
— А мне… опять копать могилу?
Голос Маттео дрогнул. Но в целом мы все держались на удивление спокойно. Похоже, третий подряд визит смерти уже не ранил так больно, как предыдущие, хотя Жана Батиста мы любили не меньше, чем Михаила или Станислава. Волей-неволей наши души начали обрастать панцирем.
— Маттео, погоди пока, — отозвался Яков. — Ты поможешь мне перенести тело в мастерскую, я намерен временно использовать ее вместо прозекторской. Но только после того, как я здесь все осмотрю.
Маттео кивнул и присел на груду кирпичей.
— В таком случае я обследую стройплощадку снаружи, — высказался Аллоизий.
— Добро, брат! — ответил Яков, и экзорцист тут же вышел.
— А что делать мне? — Я опасался, что Яков заставит меня, как человека, не чуждого биологии, ассистировать ему во время вскрытия.
— А ты, Помидор, ступай в оранжерею, — распорядился Яков. — Займись своими обычными делами.
Перекрестившись, я поспешил покинуть недостроенный храм. Запах смерти преследовал меня до тех пор, пока его не перебил густой аромат тепличной земли и моих друзей — растений.
На пустыре неподалеку от могил Михаила и Станислава экзорцист отыскал обработанный гранитный блок из наших строительных запасов. Камень размером с кирпич был испачкан густой кровью. К почерневшим потекам прилипли длинные волосы Жана Батиста. Увы, но это было очередное орудие убийства.
Я принес на камбуз свежую зелень, ведерко с помидорушками и болгарским перцем и занялся приготовлением овощного рагу. Професс Габриель и Аллоизий в трапезной пили дрянной винный эрзац. Сквозь треск синтетического масла в мультиварке я слышал обрывки их разговора.
— Нет ни одного убедительного признака нечистой силы, — говорил Аллоизий. — Ни запаха серы, ни самопроизвольного движения предметов, электроприборы не включаются сами по себе. Свеча горит ровно, если нет сквозняка, огонь не потрескивает, не меняет цвет. Пыль… но на Марсе — повсюду пыль! Наличие пыли ни о чем не говорит…
Професс что-то сказал обиженным тоном. Экзорцист откашлялся и продолжил:
— Вы правы, монсеньор. Иных следов тоже нет. Но Жан Батист не мог сам расколотить себе голову, а затем, уже будучи мертвым, зашвырнуть кирпич на дальнюю сторону пустырей.
— У нас нет возможности установить видеонаблюдение в лагере! — сказал, повысив голос, професс. — Никто не предполагал, что оно может понадобиться!
— Вряд ли Яков продвинется в своем расследовании, — продолжил Аллоизий. — Нужно присматривать друг за другом. А еще — держать под рукой то, что можно было бы использовать как оружие.
Услышав последнюю фразу, я торопливо перекрестился.
— Оружие?! — протянул недовольным голосом професс, я же воочию представил его презрительную мину. — Но, позволь, какое? Тепличные колья? Лопаты? Кирки?
— Для начала сойдет, — вздохнул экзорцист.
К вечеру погода испортилась. Небеса набухли багрово-синими тучами. Молнии контрастно освещали остов мертвой антенны на Сыне и крест на Отце. Ветер посыпал наши головы пылью цвета ржавчины — это были отголоски бури, бушевавшей за пределами межгорной долины.
В мастерской горел яркий свет. Брат Яков не вышел ни на обед, ни на ужин. Подобно чернокнижникам Средневековья, творившим колдовство на мертвом теле, он уединился с трупом Жана Батиста за запертыми дверями. Я буду молиться, чтобы Господь его простил.
Я обошел стройплощадку по кругу. Дышалось тяжело, воздух был густым из-за пыли и запаха озона. Над крестом зажглись огни святого Эльма. Я понимал, что наша миссия висит на волоске. Осилим ли мы вшестером тот объем работы, который был рассчитан на девятерых?
Храм тонул в пыли, в штормовых сумерках он походил на руины давно исчезнувшей цивилизации. Если Господь окончательно отвернется от нас, то незавершенному строению суждено долгие годы одиноко стоять посреди Terra Innocentiae, постепенно разрушаясь и срастаясь со скалами.
Такой ход мысли окончательно поверг меня в бездну тоски. Я направился в единственное место, где моя душа могла обрести хоть какое-то умиротворение — в оранжерею. Остановившись за порогом, я ненадолго задумался, а затем сделал то, что мне не приходилось делать с момента прибытия на Марс: я запер двери на замок.