Добрались до лифта, спустились на четыре этажа, и началась бесконечная череда анализов и обследований. Сейчас, находясь на борту самолета, и не припомнить, сколько кабинетов посетила и как много медиков промелькнуло перед глазами. Какая-то нескончаемая череда лиц и взглядов! Равнодушных, деловых, иногда злых и совсем редко участливых.
День, мнилось, не закончится никогда. Но все же ее увели из медбокса. Она лежала на своей кровати и смотрела сквозь окно в темную ночь. Бездумно, словно кукла, которую положили на полку, когда интерес к ней пропал…
В голову лезло всякое нехорошее, но стоило отринуть раздумья и закрыть глаза, как забывалось почти обо всем. Как будто ты умерла. Слезу, которая стекла из уголка глаза, Женька размазала по щеке и открыла глаза. Мысль о маме, которая там, в прошлом, и брате, которого нужно разыскать, заставила подняться с постели. Она должна сделать хоть что-нибудь! Надо что-то предпринять! Но что? Вслед за мимолетной решимостью появилась растерянность.
Что она может? Да как что! Изучить этот долбаный мир! Получить свободу! Найти Андрея и вернуться домой! И в тот же час, когда они были вырваны из их две тысячи шестнадцатого года!
Ливадова села на кровать, испугавшись вспышки собственной ярости, и непроизвольно коснулась головы, куда, по словам Яны, вживили нетчип. Никогда раньше на Женьку не накатывала подобная злость. Не эта ли электронная штука спровоцировала такую реакцию?
Евгения несколько раз в течение долгого обследования пыталась выяснить, все ли у нее хорошо, и доктор, один из последних, что обследовал ее, сказал, что все показания в норме. Но не соврал ли он, тот, который снизошел до просьбы о стакане воды.
Женька трижды глубоко вздохнула, вслушиваясь в себя. Нет, с ней все хорошо. Злость исчезла, осталась только твердая решимость. Спастись! Но надеяться можно только на себя и, наверно, на бога.
Господи! Боженька, если ты все еще есть в этом мире, помоги!..
За наружной стеклянной дверью включился свет, за Ливадовой пришли. Яна и незнакомый офицер в темно-зеленой форме.
В звездочках на погонах Ливадова не разбиралась и в прошлой своей жизни, а сейчас тем более. Видимо, из младших офицеров, молодой еще. Одного возраста с Андреем и, в отличие от брата, широкоплечий, высокий. Холеный, гладко выбритый и с высокомерным взглядом. Пилотку, будучи в здании, он почему-то с себя не стянул.
– Снимай все, – велела Артурова, – и надевай это.
Помощница профессора швырнула на кровать тугой сверток. Одежда, перетянутая пластиковыми полосками крест-накрест.
– Все?
Женька судорожно схватилась за полы халата, под ним были только трусики-шортики и лифчик-топ. Каждое утро она находила свежее белье в ванной комнате, но, кроме двух этих предметов, халата да тапочек, у живой собственности Трансрегионального университета больше ничего не имелось. Артурова наотрез отказалась возвращать одежду из двадцать первого века.
– Да, все, – ответила неулыбчивая Яна, – и побыстрей.
– Здесь? – Ливадова покраснела, но почти сразу поборола растерянность и с вызовом посмотрела на Артурову. – Прямо сейчас?
Помощница профессора молча кивнула и со злорадным удовлетворением глянула сначала на Женьку, потом на офицера. Тот, положив руку на пистолет в открытой кобуре на поясном ремне, постукивал указательным и средним пальцами по рукояти оружия. Он был возбужден и ждал, когда дикарка начнет раздеваться.
Ливадова поймала взгляд офицера. Думала, он отведет его, смутившись, однако тот словно и не заметил Женькиного взора. Разве какая-то вещь, какая-то одичалая может смутить его, гражданина Красной корпорации?
Что ж… Евгения вновь с вызовом посмотрела на аспирантку и офицерика. Ливадову так и норовило повернуться к мужчине спиной, хотя бы это сделать, но она не даст им удовольствия видеть ее стыд и смущение. Девушка распахнула халат, скинула его на кровать, сняла трусики и затем, чуть повозившись с топом, избавилась и от него.
Шеки горели, соски затвердели. Евгения из последних сил держалась, чтобы не отвернуться, не спрятаться от похотливого взора офицера. Но даже встала на цыпочки, дабы казаться стройнее, и едва заметно дрожала.
Лишь бы эти выродки не поняли, какой стыд Женька испытывает! Твари!
– Она буйная? – облизнув губы, спросил офицер.
Он совершенно откровенно пялился на обнаженную дикарку.
– Нет, господин офицер, – ответила Яна.
Артурова тоже не сводила мстительного взора с Ливадовой. Именно из-за одичалой ей приходится все бросать и лететь в Красноярск!
– Не буйная? Жаль.
Офицер и помощница профессора переглянулись и рассмеялись. Ржут как лошади. Суки!
Женька опустилась на пятки, откинула назад каштановые волосы и лишь сейчас, победив в этом раунде, когда воля возобладала над слабостью и стыдом, позволила себе сесть на кровать, закинув ногу на ногу. Ливадова потянула за пластик, и он тут же разошелся. Новое белье – полоски из синей ткани, белая рубашка-блузка – ого! – самые настоящие джинсы, носки и кеды. Точь-в-точь как в ее время!