Земля Адриана

Трибунал состоялся спустя месяц после акта убийства.

Адриана за этот месяц посетила два раза Майя и один раз Александер. Арно, который постоянно находился в непосредственной близости от него, то есть на службе, тем не менее не имел к нему доступ. Он как ценный человек на трибунале, знакомый и сослуживец подсудимого, он думал, имел право посетить и утешить человека, с которым был знаком уже несколько лет; которого пригласил на собственную свадьбу и который был у него в гостях и видел его сына. Однако по непонятным причинам начальство отказало Арно в визитах, обьясняя это «некорректностью его, Арно, положения», имея в виду то, что он сослуживец Адриана и что это «неправильно с точки зрения его, Арно, положения и службы». Арно не решился спорить с начальством, он вообще был скромным, но его это возмутило. Он не смог получить хотя бы внятного аргумента в пользу запрета визитов, но спорить и настаивать на этом не хотел.

На самом трибунале присутствовало много военных, гражданских было поменьше собственно потому, что это был трибунал, а не гражданский суд. Главными персонажами, кроме самого подсудимого, судьи, адвоката, прокурора и некоторых клерков, были Майя (её всё – таки пригласили на суд), Арно, Александер, ефрейтор Антон и офицер, который не смог остановить Адриана, а также некоторые родственники подсудимого. Сам Адриан, связанный магнитными наручниками, стоял в своей «камере» справа от всего зала.

Когда в зал зашёл судья, все по традиции встали. Адриан стоял и до этого, но если бы и сидел, то встал бы нехотя -он не имел почтения ни к кому из тех людей, которых видел. Своих «друзей» Арно и Александера, а также Майю он хотел видеть «виноватыми» перед ним, что они ему «должны и обязаны» -должны иметь «чувство вины» перед ним и должны ему помочь. Он, подсудимый и обвиняемый, чувствовал перед всем залом собственное превосходство, а не унижение и вину, и в первую очередь перед своими знакомыми. Он ждал не дождался того момента, когда все прения, официозные высказывания прокурора и адвоката, слова двух свидетелей, офицеров, экспертов и его собственных «друзей» закончатся и судья даст ему, подсудимому, слово, чтобы Адриан смог «от души» высказать всё, что у него на душе накопилось.

Он ждал, ждал и слушал, как его обвинял прокурор, защищал адвокат, как давали показания, как говорили родственники, знакомые, «жена», а также ефрейтор Антон и майор-очевидец. Говорили офицеры, бойцы; говорили про службу, про самого Адриана. Говорили, что все знакомые с ним бойцы знают его «серьёзным», «отягчённым никому не известными думами и далеко не поверхностным и легкомысленным человеком». Говорили, что сам он недавно что-то сказал, ещё до случая на крейсере, про «дрянной сон»; пропевал другим бойцам «больной», придуманный им стишок:

– Попадает в лагерь жид;

Пленник – жид, начальник – фриц.

Жид кричит: Я буду жив!

Фрица надо в Аушвиц!

Александер, в свою очередь, сказал про «кризис подсудимого», что он «во всем разочаровался» и «не смог найти себя на службе», что он «славный малый, вовсе не больной, но «жертва социального дарвинизма».

Арно сказал, «что, возможно, Адриан ему завидовал, в связи с чем он чувствует некоторое неудобство и даже словно чувство вины перед ним». Адриан, слушая это с poker-faced, тем не менее, был доволен Арно, который оправдал его ожидания и дал ему чувство морального превосходства над ним.

Когда спросили Майю, ей дали слово в конце, а не в начале, то она металлическим равнодушным голосом сказала:

– Люди могут осудить этого человека, но я сомневаюсь, что он способен на рецидив, поэтому я не уверена в том, что есть смысл портить ему жизнь. Психологические консультации или исповедь у священника, мне кажется, были бы эффективнее, чем временная изоляция, после которой ему может стать ещё хуже. Нет гарантий, что Адриан исправится после своего срока. Наказывать человека – цифровое мышление, так действуют роботы. Люди должны мыслить аналогово…

После всех продолжительных прений судья наконец обратился к подсудимому.

– Подсудимый, ваше слово.

Адриан поднял голову, встал и стал расхаживаться по своей камере, презрительно оглядывая весь суд, и молчал.

– Подсудимый, вы будете отвечать? Вам есть, что сказать?

– Да…– выразительно сказал Адриан.

– Мы вас слушаем…

Адриан начал свою тираду:

– Вы знаете, ваша честь, несмотря на свой стаж в работе, я до сих пор не привык к тому, что называется цинизмом. Простые солдаты внизу всей этой пищевой цепочки под названием «должности» или «звания», но это ладно, так всегда было…

– А что ещё? – спросил судья.

– …Вы знаете, когда я вижу парней в наших рядах, у которых, небось, ещё и девушек нет, которые молодые и свежие, то я задаю себе вопрос: молодые знают, за что умирать? За что отдавать душу неразменную?

Александер вспомнил их последнюю встречу, вспомнил собственные слова. Он сохранил нордическое хладнокровие и смотрел орлиным пристальным взглядом на своего «духовного ученика».

– Войны в Хартсе ещё не было, а если будет, то что? Вы пошлёте этих парней умирать? – продолжал Адриан.