Все отправились смотреть бейсбол? Даже если так, хозяева обязательно закроют двери магазинов. Он вернулся к машине, устроился на сиденье и беспомощно огляделся. Может, он все еще лежит в своей хижине и бредит? Панический страх толкал его вырваться из мертвого города. Он уже был готов спасаться бегством, как мятущийся взгляд его застыл на машинах. Всего несколько машин стояло у края тротуаров — так они всегда стояли в обычный полдень, когда на смену деловой лихорадке приходит ленивая неторопливость. И он решил, что не может просто так взять и уехать, ведь он должен кому-то рассказать о своей находке. Он нажал на клаксон, и непристойный вопль, а может быть, пронзительный крик о помощи рванул застывший в полуденном зное покой улицы. Он просигналил дважды, немного подождал и снова дал два гудка. Снова и снова, дрожащими от поднимающегося прямо к горлу страха пальцами он жал и жал на черный диск клаксона. И еще оглядывался по сторонам, надеясь, что хоть кто-нибудь выйдет на порог своего дома или чья-то голова мелькнет в проеме окна. Пальцы его наконец замерли, и снова вокруг была тишина, только где-то рядом бестолково и громко кудахтала курица. «У бедняжки от страха начались преждевременные роды», — мелькнула глупая мысль.
Раскормленная собака вывернула из-за угла и лениво затрусила к его машине. Без такой собаки не обходится ни одна главная улица маленького города. Он вышел, встал на пути собаки и свистнул.
— Ну что, дружок, не пропустил ни одной миски? — спросил он, и сразу теплый тошнотворный комок поднялся к горлу, когда представил, чем могла питаться эта собака. А она, не проявляя дружеских чувств, равнодушно обогнула его и, переваливаясь толстыми боками и держа дистанцию, затрусила вниз по улице. Он не стал подзывать собаку или пытаться подойти ближе. В конце концов, собаки не умеют разговаривать.
«Можно изобразить из себя полицейского инспектора, войти в одну из этих лавок и обшарить все, что только можно», — подумал он. Но потом другая мысль, гораздо лучше прежней, пришла ему в голову. Совсем рядом, через дорогу, была маленькая бильярдная, в которой он частенько покупал газеты. Он пересек улицу, подергал запертую дверь, а когда заглянул в окно, увидел то, что хотел увидеть — газеты на вертикальной подставке.
Жмурясь от бьющего в глаза солнечного света, он смотрел в сумрак биллиардной и вдруг стал различать заголовки. Аршинные буквы газетных заголовков, как во времена Перл-Харбора. Он прочел их: «ОСТРЫЙ КРИЗИС». Какой кризис? С неожиданной для себя решимостью он широкими шагами вернулся к машине, нагнулся и крепко сжал пальцами ручку молотка. А через мгновение уже заносил свое тяжелое орудие над никчемной преградой двери.
И вдруг что-то остановило его. Привычные запреты, мораль его цивилизованного общества, кажется, физически не пускали руку, не давали обрушиться вниз. Ты не должен делать этого! Ты не имеешь права врываться сюда подобным образом! Ты — который считает себя законопослушным гражданином! Он затравленно вскинул голову, уверенный, что сейчас увидит бегущих к нему полицейских. Но вид пустынной улицы вернул прежние желания, а страх пересилил условность запретен. «К черту, — решил он. — Если понадобится, я заплачу за эту дверь!»
С неистовой яростью человека, сжигающего за собой мосты, прощающегося с цивилизацией, он вскинул молоток и что было силы опустил его четырехфунтовую голову на дверной замок. Во все стороны полетели щепки, дверь распахнулась, и он шагнул вперед.
Первый удар он испытал, едва взяв газету в руки «Кроникл», насколько он помнил, всегда была толстенной — тридцать, двадцать страниц, никак не меньше. Эта же, всего с одним разворотом, больше походила на сельский еженедельник. Он посмотрел на число — среда прошлой недели.
Заголовки сказали о главном. От Западного до Восточного побережий все Соединенные Штаты охвачены и потрясены обрушившейся на страну неизвестной науке, невиданной по силе, скорости распространения страшной болезни и росту смертности. Более похожие на догадки, чем на выводы статистики, подсчеты говорили, что от 25 до 35 процентов всего населения уже умерло. Перестали поступать сведения из Бостона, Атланты и Нового Орлеана, что наводило на размышления о прекращении деятельности их информационных служб. Пробегая прыгающие перед глазами строчки, он понял, что голова распухает от смеси фактов, домыслов и слухов, которые, как он ни старался, не мог выстроить в строгий логический порядок. Заболевание имело симптомы кори, но кори сверхъестественной силы, где все проявления и последствия многократно усиливались. Никто с достаточной уверенностью не брался утверждать, в какой части света болезнь зародилась, так как благодаря воздушным сообщениям почти одновременно распространилась на всех континентах, во всех центрах цивилизации, прорывая тщетные попытки карантинных барьеров.