Земля безводная

Относительно спутницы жизни. Свен одинок и, мне сдается, никогда не был женат. Злые языки усматривают в этом особенность его сексуальной направленности, намекая на гомосексуализм. Мне кажется, это неверно. Свен не женат не потому, что любит мужчин, а оттого, что не сложилось, не встретилась подходящая спутница, не позволяют материальные средства, слишком застенчив в общении с женщинами — мало ли причин, по которым мужчины обычной половой ориентации остаются одни. Из всего многообразия подобных причин наиболее вероятной мне кажется застенчивость. Несмотря на его веселую резвость с ровней и непринужденность отношений с нами, я очень легко могу представить себе, как перехватывает его нижнюю челюсть тяжелая судорога испуга и кожа под модной прической покрывается горячей испариной всякий раз, когда во внеслужебное время ему приходится заговорить с кандидаткой на место в постели. Спасает мужчин в таких случаях, как известно, онанизм — из-за чего мне было бы неприятно пожимать ему руку, если бы пришлось.

Гастрономические пристрастия Свена мне ясны как день: лошадиный бифштекс с картошкой фри, бокал-другой способствующего пищеварению, цвету лица и мочи пива, а днем — бутерброды в свертке из серебристой фольги.

В остальном Свен как две капли воды похож на прочих людей, и описывать его далее не имеет смысла.

Я даже больше скажу: так как мне ни разу не посчастливилось видеть мужа моего адвоката, он всякий раз является перед моим внутренним взором именно в облике Свена с его растопыренными ушами и ностальгической прической «полубокс», энергично смеясь и просвечивая розовыми капиллярами сквозь нежную кожу холостяцких щек, — и только увеличивает этим мое нерасположение как к нему лично, так и к его невольному оригиналу, то есть Свену.

Как бы я ни резвился, я ни на секунду не забываю о том страшном аде, в котором бы очутился, если бы привелось мне сидеть не на чужбине в бельгийской тюрьме, а в родной, отечественной, какой-нибудь рязанской или московской, в страшном червеобразном клубке человеческих тел, втиснутых в камеру не больше моей, — это пришлось мне когда-то наблюдать в телевизионной передаче.

Первое время я содержался один, как особо коварный преступник, небезопасный даже для своего брата заключенного. Затем, когда налет опасности с меня сошел, как пыльца с мотылька, залетевшего в форточку и весь жаркий день бившегося об оконное стекло, в мою палату подселили было преступника, который принес с собою матрас, портативный телевизор и порнографическую периодику, но вскоре перевели — то ли решив, что опасность, коей тот подвергается рядом со мной, все же по-прежнему чересчур велика, то ли приняв во внимание мое молчаливое неудовольствие. С его уходом в камеру вернулось одиночество, которое я чуть не расцеловал, увидав на пороге.

11

Наш разговор как-то коснулся прочности семейных отношений. Она глубоко задумалась, уйдя в себя, как ловец жемчуга уходит в бездонную толщу непрозрачной воды, а затем произнесла, вынырнув на поверхность, не глядя на Меня, как будто думая вслух, забыв о моем присутствии: романтика первого времени рано или поздно кончается, хочешь не хочешь наступают будни, уборка постели, мытье полов, стирка белья, глаженье рубашек, этого не ждешь, к этому сложно подготовиться, но ничего не поделаешь, эту полосу надо пройти, к этому надо привыкнуть, всякая жизнь состоит не только из радостей, праздничная ночь заканчивается мытьем посуды…

Подумать только, а ведь я никогда не задумывался над этой очень простой истиной: в процессе жизнедеятельности, вдохновенной, самой возвышенной и художественной, маралось мое белье, в том числе и нижнее, которое поступало затем в особую бельевую корзину, откуда извлекалось женой во всей своей бельевой непривлекательности — и что с того, что направлялось потом в стиральную машину, а не мылось вручную: кардинально положения дел наличие стиральной машины не меняло. Не задумываясь, я предлагал ее неторопливому, внимательному женскому взгляду, привыкшему различать подробности, повседневную, довольно-таки животную, мелко-нечистую сторону своей жизни, заботливо скрываемую от всех остальных, но только не от нее, которой в силу подписания ряда документов было положено хранить мне верность, испытывать ко мне романтические чувства привязанности и полового влечения, восхищаться, нежно любить возвышенное существо, изо дня вдень продуцирующее грязные майки, мятые рубашки, нечистые трусы, носки с затхлым запахом грязных ног.

Если бы она смотрела на меня, а не была погружена в океанские глубины собственных мыслей, она непременно заметила бы мое смущение, жарко окрасившее лицо в хрестоматийно-розовый цвет.