Земля безводная

— Камни, — повторил он. — Алмазы.

Я только вернулся с гипнотического сеанса, того именно, на котором мне удалось вздремнуть. Психиатр не нес своей обычной чепухи; усевшись со мною рядом, он замолчал, будто забыл о моем присутствии. Вообще, мне показалось, что ему нехорошо, словно что-то случилось в его личной, отдельной от релаксации заключенных жизни.

Свен вздохнул.

— Ну так как?

Что именно «как»?

— Что мне передать?

Передай что хочешь.

Таким образом Свен доказал мне, что разговор с уволенным следователем не привиделся, а происходил на самом деле.

К слову, этот Свен никак не вяжется с расхожим представлением о тюремном надсмотрщике — хронически хмуром, мрачном, жестоком, неприязненном типе, извечном недруге заключенных, гонителе свобод и читателе газет со связкой ржавых ключей на металлическом кольце. Попытаюсь вкратце описать его внешность.

Хотя Свен некрасив, его лицо ни в ком не вызовет отвращения. Более того, я убежден, что с точки зрения широких масс представительниц слабого пола — особенно из числа разведенных и одиноких матерей, которым перевалило за тридцать, а тем паче за сорок или пятьдесят, — он и вообще симпатичный и привлекательный молодой человек. На вид ему лет тридцать пять, но может быть и сорок. Он чуть выше меня — чего достигнуть не особенно сложно, — то есть рост его находится в пределах от ста семидесяти семи до ста восьмидесяти сантиметров.

Свен розовощек, что выделяет его из круга коллег, по роду занятий людей бледных, — розовощек, как мне представляется, по двум причинам. С одной стороны, этому способствует близкое к поверхности кожи расположение кровеносных сосудов, тех самых капилляров, что питают клетки эпидермиса кислородом, витаминами, аминокислотами, бутербродами с колбасой (я не силен в анатомии) — одним словом, всем тем, чем им питаться положено. С другой стороны — и тут Свен напоминает моего менеджера, — это является выражением некоторого избытка жизненной энергии: если у одного она способствует росту зубов и вспучиванию глаз, то другой ходит по тюремным помещениям, как будто постоянно сияя тихой внутренней радостью или чего-то втайне стыдясь.

С коллегами он весел, и по коридорам, крестообразно расходящимся от их компьютеризованного смотрительского гнезда, в продолжение дежурства Свена зачастую разносится энергичный смех. Не менее весел он и с подчиненными, в особенности же — со своими постоянными клиентами покрупней.

Как ни хотелось бы мне сказать о нем что-нибудь гадостное, у меня не получается. Я не люблю его лишь потому, что эта нелюбовь — такая же неотъемлемая часть моего пребывания в тюрьме, как сама тюрьма, ее стены и решетка на окнах, — она экзистенциальна, как первоначальные, не замутненные жизнью отношения матери и сына, земли и падающего на нее объекта. Короче говоря, я не люблю его не потому, что он плох, неприятен или подл, а оттого, что так заведено природой и иначе попросту не может быть.

У него слегка оттопыренные уши, розовые на просвет, редковатые волосенки современной модной прически — наподобие той, что в детстве именовалась у нас «полубоксом» и из всего ряда принудительных школьных причесок считалась одной из самых позорных. Если не ошибаюсь, более позорна была лишь стрижка «бокс», в результате которой на голове оставались только уши и корни волос.

Я убежден: получи этот парень хорошее образование (которое у него было отнято ранней смертью матери и алкоголизмом отца), его ожидала бы совершенно другая карьера: в совсем другом кресле, кожаном, вертящемся, с подлокотниками и обаятельной секретаршей, он проводил бы свои бизнес-досуги, заправляя большими делами, общаясь по международным телефонным линиям с директорами крупных компаний заключая торговые сделки, подписывая соглашения, заседая шикарном костюме с шелковым галстуком за просторным столом рядом с другими управляющими в прозрачных небоскребах, за зеркальными окнами от пола до потолка, пролетая на сумасшедших скоростях то над Атлантическим, то над Тихим, то над Индийским океанами, то в Америку, то в Австралию, то на остров Мэн, то в Шанхай, то в Нью-Йорк, то в Москву, то на Гавайи, где соленые теплые воды омывают загорелое тело красивой спутницы жизни.