Земля дождей

— Тогда ответь мне, Роберт. Зачем нам все эти испытания? Может, неспроста они нам даются, а? Ведь должен же быть в них хоть какой-нибудь смысл.

— Смысл… — повторил Роберт. — Я уже и не знаю, есть ли хоть в чём-нибудь смысл.

— А ты совсем не думал о семье, детях? — спросила Женя. — Тебе вот не хотелось бы завести ребёнка?

— Как сказать… Думать-то думал. Да вот думанья эти какие-то безрадостные. Бесперспективные, что ли. Ну семья, ну дети — а внутри-то если нет счастья, то как ещё и с семьёй уживаться? Тогда уж хаос внутренний только расширяться будет. Вначале бы в себе разобраться, а потом уже расширять демографические границы.

— Но время идёт, Роберт. Как бы ни было тяжело, никуда не деться — нужно выживать в этом мире. А когда есть семья, то это гораздо легче. Поверь.

— Вот именно: не жить — а выживать. Не любить, а пытаться полюбить. Не быть счастливым — а пытаться стать им. И так — всю жизнь. В погоне за самим собой. За тем «я», которому наконец-то станет хорошо.

— Но ведь нужно же хоть как-то пытаться стать счастливым?

— Знаешь, я думаю, что для счастья ничего этого не нужно. Мне кажется, для настоящего счастья нужно малое. А именно — покой.

— Покой… — медленно и с каким-то удовольствием повторила за ним Женя.

— Да, — кивнул Роберт. — Я понял это недавно. Да вот, буквально вчера вечером и понял. Покой — это когда тебя не тревожат лишние мысли. Когда ты не беспокоишься, что завтра может произойти то, чего тебе не хочется. Когда тебе не нужно идти туда, куда ты не хочешь. Когда то, что ты делаешь, — это и есть радость. Это когда ты перестаешь анализировать окружающий мир и понимаешь — он просто есть. И ты — просто часть него. И на этом все вопросы замолкают. И вот если этот покой внутри найден, то можно и другим дарить это спокойное, умиротворённое, радостное состояние своей души. Своей любимой женщине, своим деткам.

— Интересно, а можно ли так вообще жить? Не утопия ли?

— В том-то и дело, Жень, что, похоже, утопия, — произнёс Роберт. — Ага. Та ещё утопия. Утопительная утопия утопительных масштабов. Как будто она если и возможна, то не сейчас. Не для нас. Как будто мы уже… как бы это точнее выразиться… как будто мы уже изживший себя материал.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что для нас многое закрыто. Навсегда. Мы вот, как мухи, в отчаянии бьёмся в стекло в надежде выбраться на волю — а воля нас кидает обратно. Или прихлопывает, если чересчур сильно дёргаемся. Мы своими мечтами о счастье пытаемся пробить брешь в реальности. Но у неё на всех нас, кажись, свои планы. И с нами она ими делиться не обязана. И не будет. Вот и страдаем все мы. Жаждем счастья, а его нет и нет. Да потому что у нас его и не может быть. Сейчас — не то время.

— Что, природа у нас такая — быть несчастливыми?

— Можно и так сказать, — совершенно серьёзно проговорил Роберт. — А вот другие… те, кто будут после нас… вот у них ещё есть шанс. Шанс разобраться, что к чему. И то, только если смогут преодолеть темноту в своих душах.

— Отчего же у них будет шанс, а у нас его сейчас быть не может?

— Мы — кончаемся, Жень. Мы — люди старого времени. Неужели ты этого не чувствуешь? Мы приближаемся как будто к чему-то хорошему — в мыслях, душе, — но в реальности далеки от этого, как не знаю кто. Реальность всегда доказывает нам, что не получится прыгнуть выше своей головы. Выше реальности. Да, верно ты сказала: природа у нас такая. И ничего с этим уже не поделаешь.

— И нам теперь, что ли, умереть только остаётся?

— Да нет же, боже упаси… Жить спокойно. Вот про покой я говорил же? Вот, так и жить. В своих условиях. Доживать, не спеша и особо не выдвигая требований, свои дни.

— Как-то пессимистично звучит, Роберт.

— Да жизнь и без того пессимистична. А так — хотя бы и иллюзий не будет. Не будет лишней головной и душевной боли. Как же от неё уже тошнит.

— То есть нужно просто сдаться? И будь что будет?

— Примерно так… — кивнул Роберт. — Но и это не видится возможным. Ведь мы так не можем. Не привыкли. Не обучены. Не воспитаны мы ничего не делать. Весь коммунизм наш на том, что нужно обязательно что-то делать. А если и не делать, то хотя бы нужно рассуждать о том, что и кому нужно делать. Это уже в наших клетках, Жень. Глубоко и безвылазно. Растворилось в них. И теперь активно проявляется в нашем поведении. Зачастую — неосознаваемом.

— Ну и скажешь ты тоже, — отвела голову Женя, посмотрев куда-то в сторону. — Аж жить уже не хочется…

— Прости, — улыбнулся Роберт, положив ладонь на её руку.

— Но не может быть, что выхода вообще нет!

— Имеешь в виду, выхода к чему-то лучшему?

— Да!

— Ну не знаю. Теоретически может и есть, но вот практика показывает иную картину.

— Значит, не та теория у нас! А нужно впитать в клетки другую. Полезную. Здоровую. Спасительную! Не верю, что наши клетки отвергнут благостные начала.

— Возможно, это твоё возмущение — лишь свойство, присущее обречённому человеку, до последнего верить в лучшее. Чтобы только смягчить боль. Смягчить режущий глаза ослепительный свет реальности…