Читаем Земля дождей полностью

— Нет, Роберт, не согласна. Я точно знаю, откуда-то знаю, что во мне, и в тебе, и во всех людях обязательно есть то, что может привести их истинному счастью. Что неспроста мы все хотим этого.

— Мне тоже хочется в это верить, Женечка, ой как хочется… До боли. Вот смотрю на тебя, и во мне даже тьма вся разбегается. Все страхи и сомнения. Когда я с тобой — мир абсолютен и не нуждается в доработке.

— Может, это и есть некий шанс, некая заложенная способность вылезти из душевной темноты?

— Вероятно… Но знаешь, какая есть штука противная. Жалость к самому себе называется. Вот это вообще ужасная вещь. Она означает только одно — тюрьму. Свою собственную тюрьму. И ты знаешь, Жень… жалость к самому себе, кажется, уже укоренилась в моём сознании. И лишь иногда, с помощью свежих мыслей, новых вдохновительных идей, удаётся выгрести на лодке надежды. Вот как сейчас, когда я рядом с тобой и гляжу на тебя — я на этой лодке. И вместо вёсел у меня — воспоминания прошлого и мечта настоящего. Может… если их совместить, то получится нечто новое? То, что поможет мне выбраться на существенно новый уровень понимания жизни?

— Наверное, смотря, что за мечта.

Роберт замолчал. Какое-то время в раздумье глядел он на капли, стекавшие с карниза.

— Я мечтаю, — медленно заговорил он, — отмотать время назад. И исправить многие непростительные ошибки.

— Ошибки?.. И какие же?

— Ошибки, связанные с тобой, — произнёс он и поднял на Женю свои глаза. — За всю свою жизнь я так и не сказал тебе о самом главном. О своих чувствах. Хотя они рвались из меня изо всех сил. Я уехал от тебя, а они так и остались во мне, делая больно изнутри. С годами не стало легче. Как будто бы на поверхности всё стерлось, и вроде бы уже не так заметно, но вот где-то в глубине души — стал чувствовать некую потерю в жизни. Словно упустил что-то глобально важное. Я говорю сейчас о тебе, Женя. Что-то глобально важное — это ты.

Женя приоткрыла рот, но не смогла ничего ответить. Прошло какое-то время, прежде чем она прошептала:

— Роберт… что… что ты хочешь этим сказать?

— Ты прекрасно понимаешь, что.

Женя тут же закачала головой.

— Нет, нет, Роберт… Ты ведь… мы ведь уже не маленькие с тобой, верно? Эти игры нам уже не нужны.

— Не говори ерунды, Жень.

— Но… разве это возможно? Так разве бывает? Вот так раз — и всё как будто на круги своя?

— Сама ведь говоришь… в человеке обязательно должно быть то, что способно сделать его счастливым…

— Нет, Роберт, нет, — засмеялась было Женя, но потом резко смолкла. И стала внимательно глядеть Роберту в глаза. Как бы ища в них подлинную несерьёзность происходящего. Но не найдя, сбивчиво проговорила: — Мне… нужно сказать тебе кое-что… Важное. И вряд ли после этого ты не откажешься от своих слов…

Роберт замер в ожидании. Однако ему всё равно казалось, что ничего из сказанного сейчас Женей не изменит его намерения.

— На самом деле мой муж умер не от болезни, — произнесла она. — Это… это я… Я его отравила. Сама. Я… его убила.

— Что ты такое говоришь? Он ведь… пил. Ты говорила, он…

— Нет, нет, — замотала головой Женя и вдруг заплакала. — От вечной выпивки у него начиналась белая горячка… он терял над собой контроль и… избивал меня. Ему всегда надо было выпить. А когда это не удавалось, он срывал свою злость на нас. Как только мы с бабушкой ни пытались его вылечить! И с помощью медицины, с помощью знахарей, с помощью кодирования — всё без толку! Он и на бабушку бросался. Она все нервы потеряла с ним. Оттого и умерла. Я потом ещё долго это терпела. А потом в один момент не выдержала. Когда он спал, стала подливать отраву ему в бутылку…

— Женя…

— Я знаю, что совершила грех! — перебила Женя. — Но я это сделала для Авроры! Бедная… она такая маленькая, но уже натерпелась от него…

— Она сейчас помнит его?

— Кажется, уже забыла. Но кто знает наверняка…

— Женя, послушай…

— Не говори ничего! Я просто хотела, чтобы ты это знал. Мне некому больше рассказывать…

— Женя… Женя! Всё нормально. Ты поступила так, как поступила.

— Ты… не винишь меня?..

— Нет. Не мне тебя винить или судить. Каждый из нас сам выбирает свою жизнь. И вряд ли кто-то может судить другого. Для этого у него просто нет полномочий — он никогда не был тем человеком и не проживал его жизненные ситуации.

— Эх, Роберт… Спасибо тебе за твои слова… За твои вечно прекрасные слова. У меня будто гора с плеч. Целый год я виню себя в содеянном поступке… Боялась даже вспоминать об этом… Но в то же время понимаю, что так не могло продолжаться. Ему необходимо было остановиться…

Роберт придвинул своё кресло поближе к Жене и взял её руку. Затем обнял. Крепко.

Дождь не стихал ни на минуту.


*


Наступил вечер. Поужинав и поиграв с Авророй, Роберт и Женя снова вышли на веранду. И хоть в разных креслах, но сидели — обнявшись. Дождь беспокойно струился по крыше дома и стекал вниз. Земля не успевала принимать такое щедрое количество небесных даров.

— Если так пойдет и дальше, — тихо произнесла Женя, — мои цветы погибнут. Слишком много воды.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза