Земля ягуара

Одна захромала, вторая кувыркнулась через голову, сбросив седока, но тут же вскочила на ноги и припустила не разбирая дороги. Упавший всадник – Ромке показалось, что это был Кристобаль де Олид, – тоже вскочил, выдернул из ножен меч, выставил его перед собой и стал отступать от наседающих индейцев. Альварадо, размахивая копьем как палкой, пустил коня между испанцем и туземцами. Талашкаланцы отпрянули. Де Олид кошкой вскочил на круп, и конь, проседая под двойной тяжестью, понес конкистадоров обратно, к рядам пехотинцев.

Локтей через пятьдесят Альварадо остановился, Олид спрыгнул и прихрамывая побежал к порядкам конкистадоров. Капитан кавалеристов повернул коня и взмахнул рукой. Развернувшись и соединившись, всадники снова пошли в атаку.

Индейцы встретили конников, не дрогнув, но их ватные доспехи и деревянные щиты не могли противостоять стальным наконечникам. Еще десяток туземцев пал на месте. Оставшиеся в живых бросились к густым зарослям высоких кустов.

Кабальерос пустили коней вдогон, но что-то их встревожило. Словно наскочив на невидимую преграду, они останавливали коней, в кровь раздирая недоуздками их рты.

Из кустов один за другим поднимались индейские войны. Сотня. Вторая. Третья. Передние бросились на всадников, повисли на уздечках, на гривах. Задние метали копья через головы товарищей. Одна лошадь вместе с всадником исчезла под грудой копошащихся тел. Юркий копейщик метнулся ко второй, вставшей на дыбы, и вонзил ей в подбрюшье острый наконечник. Она забила копытами и рухнула вниз, погребая под собой и своего убийцу, и своего наездника. Потом кони и люди смешались в пеструю неразличимую кучу, в которой были заметны только блеск испанских мечей и темные пятна кирас.

А туземное воинство все продолжало прибывать. Полтысячи. Тысяча. С высокими перьевыми плюмажами, в боевой раскраске, со штандартами регулярных полков. Казалось, человеческая река изливается откуда-то из недр земли и наползает, грозя затопить собой все и вся.

Глухо заговорила развернувшаяся артиллерия. Каменные ядра прорубили в рядах атакующих первые просеки. В воздух взметнулись комья земли вперемешку с кусками человеческих тел. Крики, перекрывающие грохот фальконетов, разнеслись над полем. Поняв опасность плотного строя, талашкаланцы попытались рассыпаться, но не успели. В дело вступила картечь, от которой не было спасения. Враг дрогнул, но не побежал. Туземцы организованно отступили за завесой порохового дыма, который ветер гнал к ним от испанских позиций. На земле осталось около сотни тел.

Это была победа, но никто ей не радовался. Как-то очень неожиданно и страшно все случилось, и слишком силен был дух врага.

Откуда-то сбоку появились кавалеристы, вернувшиеся с поля брани. Они поймали сбежавшую лошадь, но в схватке потеряли двух других. Все с ног до головы были покрыты мелкими царапинами и каплями запекшейся крови, иногда своей, но больше чужой. Один кавалерист был плох. Его привезли за спиной, на крупе, сняли с коня и положили прямо на траву. Дыхание с хрипом вырывалось из груди конкистадора, на губах вздувались и опадали кровавые пузыри, лицо побледнело, черты заострились. Любой видел, что он не жилец.

День клонился к закату. Чтобы не ночевать в поле, испанцы двинулись дальше. Лошади заржали, почувствовав воду. Воины, почуявшие скорый привал, тоже приободрились и зашагали веселее.

Через некоторое время они вышли к большой деревне, обнесенной редким частоколом. Ромкины меченосцы, горячая кровь которых все никак не могла остыть, без приказа бросились вперед, разметали по бревнышку часть забора и ворвались внутрь. Ромка понял, что остановить людей не удастся, и побежал за ними, делая вид, что сам отдал такой приказ.

Через несколько минут он стоял на центральной деревенской площади и разглядывал пустые дома. А это что такое? Паленым пахнет. Черт!

Похоже, кто-то опрокинул тлеющую жаровню или с досады подпалил дом. Ветерок быстро раздул пламя, и оно пошло гулять от дома к дому, с ревом пожирая сухую древесину. Молясь и богохульствуя, конкистадоры бросились прочь.

Казалось, вокруг разверзся ад. Падали и катились по узким улицам горящие бревна, рушились пылающие тростниковые стены, накрывая бегущих огненным ковром. Тлеющая солома с крыш наполнила воздух горячим пеплом, обжигающим брови и ресницы. Маленькая головешка скользнула Ромке за воротник. Не в силах добраться до жалящего тело огненного овода, он задергал кирасу, пытаясь вытряхнуть его. Никак.

С трудом выскочив из-под рушащейся в облаке искр стены, к нему подлетел Мирослав, толкнул в спину. Ромка полетел вперед и больно ударился в утоптанную землю выставленными руками. Сзади затрещало что-то невидимое в дыму, потом рухнуло с долгим, мучительным грохотом. К густому темному дыму примешалась едкая известковая пыль. Ромка вскочил и побежал, уворачиваясь от языков ревущего пламени, жадно лижущих его панцирь. Выскочил за ворота и только тут смог наконец вдохнуть в опаленные легкие глоток чистого, живительного воздуха.