– Которую из них вы хотите сейчас увидеть на столе? – обратился хозяин к гостям, но, не дожидаясь ответа, велел вызвать повара и приказал заколоть самую крупную.
– Ты из которой декурии? – повысив голос, спросил он у повара, который комплекцией и статью больше походил на борца-тяжеловеса, чем на работника кулинарии.
– Из сороковой, – ответил ему верзила.
– Смотри же, хорошо приготовь её. А не то я тебя в декурию посыльных разжалую.
Повар удалился, а прокуратор обратился к гостям.
– Пейте пока вино, чтобы скрасить ожидание. Если оно вам не нравится, я прикажу, чтобы переменили, а вас прошу придать ему вкус своею беседой.
Он хлопнул в ладоши, и по этому знаку в зале опять появились мальчики, но на этот раз с амфорами вина в руках. Двое поставили свои кувшины на стол, а третий принялся обходить стол, разливая содержимое в кубки гостей.
В это время произошёл один досадный инцидент. Когда мальчик приблизился к Марку Амбибулу, тот, притянув к себе подростка, принялся взасос его целовать.
Подобные действия вызвали шумное негодование лежащей рядом с ним женщины. Судя по роскошному наряду, а одета она была в такую же красную, как у прокуратора, накидку, из-под которой выглядывала подпоясанная жёлтым кушаком вишнёвая туника, это была его жена.
Женщина закатила форменную истерику, называя мужа отбросом и срамником, а в конце даже обозвала его собакой, доведя этим чуть ли не до слез.
– Лукерция, – ответил тот расстроенным голосом, прошу тебя во имя твоего благоденствия, плюнь мне в лицо, если я что недолжное сделал. Я поцеловал славного мальчика не за красоту его, а потому, что он усерден: десятичный счёт знает, читает свободно, не по складам, и за свои деньги купил себе кресло и два горшочка. И вообще отчаянно способный малый. Он бы по всем статьям вышел, но будь у него двух изъянов: он обрезан и во сне храпит.
Разве не стоит он моей ласки? А ты не позволяешь. Что тебе померещилось, фря надутая?
– Ты не права, Лукерция, – поддержал хозяина один из гостей, высокий статный мужчина с аккуратно подстриженной бородкой, – а если бы мальчик и приглянулся мужу? Что же из того?
– А хотя бы то, что юношам неприятны могут быть ласки для них не предназначенные, что ответишь ты на это, Сервий? – агрессивно отпарировала женщина.
– Если мне позволено будет, я расскажу одну историю, в которой я был участником и которая напрочь опровергнет твои слова, – возразил ей мужчина.
Да, Сервий, прошу тебя, сделай мне удовольствие, поведай, что с тобой приключилось? – обрадованный поддержке, попросил того хозяин.
– Что ж, расскажу, коль ты не против, хоть и побаиваюсь гостей твоих, ещё засмеют. Впрочем, все равно, пусть хохочут, меня от смеха не убудет.
Ответив таким образом, Сервий принял удобную позу и приступил к рассказу.
Глава 28. Развлечения современных преторианцев.
– Будучи один раз в столице, пришлось мне там подзадержаться. Но не столько из-за дел, которые меня туда привели, сколько ради красоты хозяйского сына; однако я старался изыскать способ, чтобы отец не мог заподозрить моей любви.
Как только за столом начинались разговоры о красивых мальчиках, я приходил в такой искренний раж, с такой суровой важностью отказывался осквернять свой слух непристойными разговорами, что все, в особенности мать, стали смотреть на меня, как на философа. Отец с лёгкостью доверил мне руководить его занятиями и следить за тем, чтобы ни один из охотников за красавцами не проникал в дом.
Однажды, в праздник, покончив уроки раньше обыкновенного, мы лежали в триклинии – ленивая истома, последствие долгого и весёлого праздника, помешала нам добраться до наших комнат. Среди ночи я заметил, что мой мальчик бодрствует. Тогда я робким шёпотом вознёс моление.
– О Венера-владычица! – сказал я. – Если я поцелую этого мальчика так, что он не почувствует, то наутро подарю ему пару голубок. – Услышав о награде за наслаждение, мальчик принялся храпеть. Тогда, приблизившись к притворщику, я осыпал его поцелуями. Довольный таким началом, я поднялся ни свет ни заря и принёс ему ожидаемую пару отменных голубок, исполнив свой обет.
На следующую ночь, улучив момент, я изменил молитву.
– Если дерзкой рукой я поглажу его и он не почувствует, – сказал я, – я дам ему двух лучших боевых петухов.
При этом обещании милый ребёнок сам придвинулся ко мне, опасаясь, видимо, чтобы я сам не заснул. Успокаивая его нетерпение, я с наслаждением гладил его, сколько мне было угодно. На другой же день, к великой его радости, принёс ему обещанное. На третью ночь я при первой возможности придвинулся к уху притворно спящего.
– О боги бессмертные! – шептал я. – Если я добьюсь от спящего счастья полного и желанного, то за такое благополучие я завтра подарю ему превосходного арканийского скакуна, при том, однако, условии, что мальчик ничего не заметит.