Земля-кормилица Рассказы Очерки

— Да что ты, отец, пустое мелешь. Неужели, по-твоему, для богатеев надо хлеб растить?

— Нет, а то для голышей, для бродяг всяких!

— А с каких это пор, отец, ты дворянином заделался? Забыл, что ли, как всю жизнь вшей кормил, пока свои пять десятин заработал!

— Мне и их довольно. Вы столько заработайте! — кричал отец. Он тряс головой и с волос его сыпались опилки. — Добра не дождетесь! Захотелось из общего котла кашу хлебать!

— А ты, тятя, по панской палке соскучился, а? — спросил младший, Андрюс, подмигивая старшему.

— Хватит шутки шутить! Ты смотри, чтоб я тебя самого папкой не огрел.

— Ну, ну, отец. Уж не пообещался ли Бредикис тебя в полицейские нанять, что ты так разошелся. Слушаешь тут всяких проходимцев.

— Проходимец лучше твоего понимает! — не уступал отец.

Старика опять обступили куры, и петух, склонив на бок голову, глядел на Йокубаса.

— Что ему понутру, то нам не к добру. А ты в другой раз объяснил бы этому мудрецу: мы, мол, не из одного котла кашу хлебать будем, а каждый — из десяти котлов. А что останется, ему полизать дадим.

Йокубас почувствовал, что переспорить сына — напрасный труд, и к тому же старуха, выйдя на шум, позвала отца в горницу.

— Смотрите, как бы вам с торбами не пришлось пойти чужих собак дразнить. Ничего не выйдет из этих куперативов, — проворчал, отходя, отец.

Юргиса задели отцовские слова, и он громко сплюнул в лужу.

— А твои паны да поместья только нищих плодили! — крикнул он, весь раскрасневшись.

Отец мелкой рысцой вбежал в избу, за ним спешили куры. Последних слов сына он уже не слышал. Сколько раз, начав спор с детьми, он потом срывал злость на жене. Вбежав в избу, он увидел, что баба сидит на полу у корыта и начиняет колбасы. Недавно они зарезали свинку. Неделю ничего не ела, и в семье перепугались, как бы скотина не расхворалась всерьез.

Йокубас швырнул палку в угол и, недовольный, уселся за стол, выжидая только, чтоб жена его задела. Но та хорошо изучила нрав своего старика и, нисколько не боясь его злости, умела мягко и без обиды его успокоить. Так и не дождавшись, чтобы жена заговорила, он проворчал:

— Начиняешь и начиняешь с самого утра. Все мясо изведешь!

— Вот и изведу! — ответила жена.

Но что это? Этого еще не хватало! Жена, отвинтив раструб кларнета, натянула на него кишку и, как через воронку, пальцем проталкивает в кишку мясо. Кларнет превратился в машинку для изготовления колбас! У Йокубаса даже язык к гортани прилип.

— Да ты что это, ошалела, что ли? Кто же тебе позволил кларнет мой портить?

— А что?

— А что, а что! Хватит шутки шутить! Давай его сюда скорее!

— Погляди, какой музыкант нашелся! Скажи спасибо, что я его с чердака достала. Черви бы источили. Очень он тебе нужен!

— Нужен! А где другой конец?

— Вот, вот, бери пожалуйста. Не съела я его!

Женщина вытерла о фартук засаленный конец кларнета и сунула мужу.

Йокубас свинтил кларнет, но дулся потом целый вечер, пока совсем не рассорился с женой.

За ужином он не вымолвил ни слова и ночью не мог заснуть, сердясь на тех, кто уже спит, как будто его опять нарочно оставили одного, наедине с его старостью. И почему это никто не хочет его понять? Неужели он детям своим зла желает?

Жена несколько раз заговаривала во сне, потом повернулась на другой бок, и Йокубас почувствовал ее теплое дыхание. Она всегда спала крепко. Даже днем, работая в поле, убирая лен или пропалывая огород, она могла завалиться где-нибудь за грядку и заснуть. Когда ее упрекали в этом или подсмеивались над ней, она говорила: «Ну что, я ведь ни разу в жизни досыта не выспалась. Сперва пастушкой была, а потом детишки один за другим пошли, так я люльки всю жизнь и не убирала…»

Она и во сне привыкла качать колыбель, укрывать тряпьем младенца. И теперь, когда столько лет прошло после последних родов, она, по старой привычке, ложилась с краю, и рука ее всегда свешивалась к тому месту, где когда-то стояла колыбель. Иногда во сне она снова принималась ее покачивать. Четырнадцать детей родила, и почти все они поумирали, часто не дожив до года. Другие умерли в два, в три года. Уцелело только двое, и, может, это к лучшему… Кому же под силу прокормить такую семью? Йокубасу казалось, что еще так недавно он купал своего первенца в корыте, а ведь сколько времени с тех пор прошло! И никогда у них не бывало хлеба вдоволь и радости настоящей не было… Пока сыновья подрастали, ему одному с женой из года в год приходилось бороться с голодом. Весной всегда приходилось одалживать хлебушка у богатеев до нового урожая.