Земля-кормилица Рассказы Очерки

И, подозвав, стал уговаривать, чтобы и он, Рейшялис, сказал несколько слов. Рейшялис никогда перед народом не выступал; однако, как он ни упрямился, ни упрашивал, парторг постучал карандашом по столу и объявил:

— Товарищи! Сейчас несколько слов насчет выборов в Верховный Совет Литовской ССР скажет нам знатный тракторист Рейшялис.

Когда Рейшялис поднялся, ему показалось, что никак он ни единой фразы из себя не выдавит. Но как услыхал он сам свое первое слово в притихшем зале, — сразу ему стало уже не так страшно.

— Коли надо, так поговорим, — начал Рейшялис. — Вот сижу я здесь и смотрю: выходит Базикас выступать, три слова вымолвил, хлоп и уселся. Другой начинает говорить, а кругом только смеются. А чем мы виноваты, что нас прежде никто даже разговаривать не учил? Приезжал разве сюда к нам кто-нибудь простого человека ободрить, порасспросить, какие у него беды, неполадки, что его так в дугу гнет? Одна только полиция к нам наведывалась. Теперь советская власть, сказать прямо, нас, как младенцев ходить, учит. Но придет время, будем мы по земле своей шагать почище панов, вот увидите!

В зале горячо захлопали. Рейшялис разволновался, ткнул в пепельницу окурок и долго молчал.

— Теперь про выборы скажу. Прежде, как паны правили, не за кого было голосовать. Прочтешь, бывало, в списке целую дюжину ихних кандидатов — каждая фамилия, как мешок с деньгами, звенит. Раз читаю: «крестьянин». Еще и фамилию помню: Сударгис. А потом узнал я, что крестьянин этот имение у графа Корзона приобрёл. Вот я сейчас и думаю: кого бы нам нынче в Верховный Совет послать? Я так понимаю: раз хороший работник, землю хорошо обрабатывает, чтобы всем хлеба хватало, или механик с головой, всем нам хорошо машины налаживает, или вот учитель детей наших в светлые люди выводит, или врач — нас, стариков, с толком, со старанием лечит, заботится, чтобы старые подольше жили, чтобы из малышей никто не помирал, — стало быть, такой и годится нам в депутаты! Так это или не так? Ну, а панские представители — я уж сказал, какие они были, а опять же взять…

Громкими одобрительными рукоплесканиями встретило собрание слова Рейшялиса. А парторг и другие, что сидели за столом, стали его поздравлять, что он, мол, выступал лучше всех. После собрания ему велели остаться, и председатель волостного исполкома просил его завтра зайти в волость. На завтрашнем собрании будут выдвигать кандидата в Верховный Совет.

— Кого же мы наметим? — спросил Рейшялис.

— Ну, а ты как думаешь? Кто самый лучший? Посоветуемся с рабочими машинно-тракторной, с крестьянами Галабудской волости и выдвинем самого что ни на есть хорошего.

— Тогда и думать нечего: генерала Карташюса. Он тут, брат, такой порядок наведет, что наша волость и по севу и по планам другим нос утрет.

Стоявшие кругом товарищи заулыбались, а Рейшялис еще долго и горячо доказывал, что никаким способом лучше человека по всему округу не найти. Если генерал пройдет в Верховный Совет — сам Рейшялис так прямо ему в глаза и скажет: «Ты хоть и генерал, а для меня ты Андрюс, и смотри, Андрюс, здешняя земля тебя выносила, тут ты вырос, мы за тебя голосовали, так ты уж нажми в уезде и в столице, чтобы нам доктора хорошего прислали, да школу новую построили, да чтобы электричество в местечке с мельницы провели… Да еще, чтобы…» Ну, да мы ему делишек-то навалим — пусть только старается. Ведь для него это пустяки! Он генерал, Кенигсберг брал!

Выходя, Рейшялис слышал, как парторг сказал председателю:

— Из укома звонили: завтра в обед приедет.

— Наверное?

— Да, я сам с ними разговаривал. Только, говорят: «Вы уж примите его по-генеральски».

— О, вот будет праздник у нас! Все, небось, сбегутся. Только куда мы его на ночлег устроим?.. Большой праздник!..

Рейшялис подумал: «От меня, от его старого друга, скрывают… Скрывайте — не скрывайте, а я все равно знаю, что Андрюс приедет. Если завтра кандидата выставлять — так кого же, как не его?»

Едва войдя в дом, Рейшялис закричал:

— Она, наведи-ка в избе порядок! Завтра генерал Карташюс приезжает. Брюки мои в полоску выгладь и смотри, чтобы тут все, как лемех, блестело, понимаешь — мы его в депутаты выдвигаем! Это я народ сагитировал. Вот это человек! Увидишь…

Утром, еще затемно, вышел Рейшялис с ружьем на озера. Сколько раз, бывало, ни проходил он тут по берегу, на незатянутых льдом полыньях повсюду чернели стайки уток. И всегда колотилось его сердце.

Теперь он направлялся к острову. Найдя за кустом удобное местечко, устроил себе в снегу гнездо. До рассвета оставалось уже мало времени. И сейчас уже легко было разглядеть темневшую во льду полынью. Хорошо было тут сидеть среди покрытых снегом равнин. Чуть ощутимый запах ольховой коры и сырости расходился по воздуху — к оттепели.

Рейшялис решил доставить удовольствие своему другу детства — подстрелить ему несколько уток. А мысль эту ему сам Карташюс подал: ведь он, когда в прошлый раз здесь был, все людей про уток расспрашивал.