Земля-кормилица Рассказы Очерки

— Правильно, Дионизас! — одобряла его беднота.

— Граждане, изберем Дионизаса в сейм!

— В сейм! Пусть защищает нас и наши земли!

Петронис, про которого говорили, что он за словом в карман не полезет, был внесен в список кандидатов в сейм по крестьянской фракции как представитель новоселов.

Тарутис добился того, что в Клангяй все, имеющие право, голоса решили дружно голосовать за крестьянский список. Очень хотелось ему видеть в сейме своего бывшего товарища-фронтовика.

Во время предвыборной кампании Моника много ночей провела одна с ребятишками, так как Юрас уходил в дальние деревни с прокламациями. Она не решалась ссориться с ним или упрекать его. С таким жаром отдался Тарутис этой работе, что при малейшем попреке кричал:

— Много ты понимаешь? Мы ведем Литву к правде…

Странными казались Монике эти слова. И никогда муж так не говорил, как в эту весеннюю пору выборов. Он редко спал с нею. Весь его пыл и любовь отняли эти непонятные бумажки.

XI

Когда вновь был открыт для эмигрантов доступ в Южную Америку, народ толпами устремился туда, оставляя на попечение близких и родных избы, земли. В Сармантской волости, особенно сильно пострадавшей от неурожая, снимались с земли целыми семьями. Многие уже с весны оставили поля незасеянными, распродавали скот, пожитки, домашний скарб. В разговорах крестьян постоянно слышались странно звучавшие названия: Сан-Паоло, Рио-де-Жанейро… Остающиеся на необработанней земле старики, больные запугивали отъезжающих обезьянами, зноем. Но никто не мог их удержать. Пробудившаяся жажда счастья походила на инстинкт птиц, ощутивших в своих крыльях достаточно силы для перелета через океаны.

— Поедем-ка, Юрас, и мы, — говорила мужу Моника, — сам видишь, что мы тут нажили, даже поесть досыта не удается.

Тарутис от этих ее речей уходил в поле, старался отделаться от охвативших его сомнений. Но и там работа валилась из рук; он заходил к соседям, а тут ему опять:

— Едем вместе, Юрас! Ведь ты здоров — на хлеб всегда заработаешь.

— А как быть с землей, а дети? — нерешительно возражал он.

— Это не беда! У тебя только двое, а у меня вон четверо карапузов. А земля, говоришь… Кусок земли везде найдешь… Придет время, где угодно свои два метра получишь.

Такие разговоры еще больше вгоняли в тоску Юраса. Не верилось ему, что рухнули все его надежды на лучшую жизнь. Так ведь горячо надеялся он на возрождение своей страны. Ведь он сам, собственным заступом, вкопал первый межевой знак на помещичьем поле.

Но куда бы он ни шел, везде видел лишь крушение надежд на новую жизнь, везде только и поминали: Сан-Паоло, Рио-де-Жанейро. Дома ему не давала покоя жена:

— Юрялис, Вилинги письмо прислали из Аргентины, куда в прошлом-то году уехали. Прислали фотографию, нельзя и узнать — господа. Муж на фабрике, жена — при детском саде. Пишут, что все они одеты, сыты, имеют три комнаты. Кабы, мол, увидели вы нашу жизнь — бросили бы все свое и приехали бы сюда. Только, должно быть, там лучше, если все бегут. Вот, Корзонас, ведь богатый, кажись — и тот туда затарахтел.

Тарутис потерял аппетит, у него пропала охота копаться в своем хозяйстве. Не радовали его уже ни дружные всходы озимых, обещающие хороший урожай, ни ярко зеленевшие луга. Казалось, остыл в нем пыл борьбы за новое правительство. Он узнал, что земля уезжающего из Клангяй Петрулиса перешла за долги к Ярмале и тот собирается осенью засеять ее пшеницей. Дом Петрулиса разобрали и свезли.

Ярмала похвалился, что все новоселы скоро придут к нему хлеба просить. И теперь уже их векселями он может крышу покрыть, даже армеец из Клангяй предлагал ему свою землю.

Дошли эти слова и до ушей Тарутиса. Обидно задели его. Он действительно, втайне от жены и соседей, хотел уступить землю Ярмале, стал готовить необходимые для этого документы, но в последнюю минуту, словно придя в себя, отказался:

— Жена забила мне голову с этой Аргентиной. Околею, а Ярмале своей земли не отдам.

Соседи и жена еще делали попытки сломить его упрямство, читали ему письма, присланные из блаженной страны, но теперь он твердо стоял на своем. Упорство его нашло сильную поддержку, когда объявлено было о победе народно-крестьянской партии на выборах в третий сейм. По округу Сармантай прошел депутатом Дионизас.

Пред петровым днем в Южную Америку из Клангяй тронулись три семьи, всего двенадцать человек. Это были, как на подбор, здоровые, сильные люди. Новоселы провожали их.

Поднялись в этот день в Клангяй спозаранку. Тарутис не пошел в поле; побродив по двору, он вернулся в избу и глазел в окно. На хуторе эмигрантов, который должен был теперь отойти к усадьбе, заметна была беготня и сумятица. К Тарутисам прибежали попрощаться жена Каупаса с дочерьми и Антося Пашушвите, подруга юности Моники.

Уже проходя по двору в унынии от такого захирения своей деревни, Юрас услышал женский плач. Обнявши Антосю, Моника жалобной кукушкой причитала у нее на плече.