Земля-кормилица Рассказы Очерки

— Чего туда соваться. Ярмала тебя видеть не может, он на тебя еще и подумает. Что бы ни случилось, — каждый раз ты у него зачинщик… Как страшно полыхает!

Минуту Юрас колебался, стоит ли итти, но предостережение жены — «на тебя же подумает» — породило в нем странное предчувствие: «А коли не пойду, подумают, что это я поджег».

Предположение Юраса оказалось правильным: усадьбу, как позже говорили, подожгли из мести.

Тарутиса потянуло на пожар, и, не слушая уговоров жены, надев поверх рубахи кожух, а на ноги клумпы, он выбежал из дома.

Оказавшись за двором, Юрас ясно увидел пламя, которое высоко поднялось в небо, и на один миг казалось золотым конём с развевающейся огненной гривой. Словно кто-то осадил этого коня на задние ноги, и вот он упал. Мгновение спустя озарились ярко поля на всем пространстве: можно было издали пересчитать все домики новоселов, все деревья в садах, отчетливо видны были даже колодезные журавли. Но огонь опять приобрел новые очертания, — словно два зверя бешено сцепились, рвали и грызли друг друга и во все стороны летели клочья шерсти, вместе с окровавленной кожей.

На колокольне начали бить в набат. Чем ближе подходил Юрас, тем отчетливее слышал он человеческие голоса, крик, треск и лай собак. Отделившиеся от пожарища искры летали поверху.

Юраса, как и каждого человека, странным образом тянуло к огню: в нем была непонятная таинственная сила — страшная, враждебная и вместе с тем живая, человечески разумная. В деревне очень скупо поддерживали огонь, и огонь был немилостив к деревне. Когда осенью начинали зажигать по вечерам свет, огонь сверкал из крохотных окошек волчьими глазами, вылезал в углах или через неплотные стены, словно желая выпрыгнуть. Случалось, что маленькие огоньки, словно в порыве мщения, собирались вместе и карабкались, цепляясь друг за друга, на чью-нибудь крышу. Почуяв их силу, одни люди с яростью бросались на них, топтали, давили, а другие, одурев, как околдованные, глядели на это.

Но на этот раз огонь был не тот, — величавый, но не пугающий. Чем ближе подходил Юрас, тем меньше его влекло, и чем меньше влекло, тем скорее ему хотелось попасть на пожар. Юрас пустился бегом и, поднявшись на бугор, остановился. Отсюда пожар открывался, как на ладони. Багровые языки пламени лизали небо, над пожаром вздымалось густое раскаленное облако дыма. Вспуганные огнем и шумом вороны носились над яворами, как ошалелые. Доносился горький запах горелого зерна.

Тарутис встретился со спешащими людьми. Некоторые несли длинные шесты, другие — ведра, но больше бежали с пустыми руками, обгоняя друг друга. Кто-то кричал:

— Топай скорей, чтоб тебе чорт! Сгорит — и не увидим.

Юрас подумал: «Глаза у человека еще ненасытнее брюха». Но он и сам торопился — не помогать, не сочувствие выразить помещику, а так просто — поглазеть.

Какое-то успокаивающее чувство закрадывалось в грудь.

«Следует, таким стоит!» — говорило в сердце само собой.

Когда пришел Тарутис, пламя охватило уже весь сарай, бушуя со страшной силой и угрожая перекинуться на другие постройки. Сначала пламя, словно огненный кот, старалось перебежать по забору, но собравшиеся во-время разобрали забор, — тогда, сердясь и прыская, как живое, рассуждающее существо, оно перебросилось, взобралось на громоотвод и охватило его. Длинный шест задымился, потом вспыхнул ярким пламенем, как гигантская свеча, затрещал, переломился в нескольких местах и рухнул, рассыпая в глаза окружающим дождь искр. Видимо, в кого-то попала головня, сразу вскрикнуло несколько человек, толпа отпрянула. Юрас подошел ближе. В отблесках лица людей казались окровавленными, их нельзя было узнать, — они то словно вытягивались, то как-то сплющивались, а в то время все казались одинаковыми. Никто почти не заботился о том, чтобы потушить пожар, все глазели в каком-то оцепенении или слонялись от одной группы к другой, таскали бревна, перепрыгивали через дымящиеся и пылающие балки, мешая друг другу.

Юрас слышал, как двое спорили, кто из них ближе подбежит к горящему сараю. Смельчаки накинули на головы свои кожухи и, подталкивая друг друга, исчезли в пламени, крича:

— Вперед!

Вскоре один из смельчаков вылез обратно, чихая и кашляя от дыма, а другой все не показывался. Через значительный промежуток выпрыгнул второй. Юрас содрогнулся, увидев, что огонь меднокрасным ужом обвился вокруг парнишки. Несчастный вопил, вертелся, а огонь терзал его спину. Юрас подскочил к нему одним из первых и стал срывать с горящего кожух. В тот же миг подвернулся кто-то шедший с ведром воды, другой вырвал у него ведро и опрокинул его на голову горевшему. Огонь погас.

— Изжарился бы, если б не дядя. Целуй ему руку!

— Спортсмен тоже, тьфу! — Сплюнул Юрас и, оставив весело хохотавших, направился к другой толпе в стороне жилого дома.

— Не надо злить огонь, не надо его трогать, — почему-то проговорил Юрас. И он тоже, как опьяневший, толкался в этой суматохе, не узнавая даже соседей.

А костельный колокол звонил не переставая. Усилившийся ветер с запада снова раздул утихавший огонь, и снопы искр посыпались на дом, двор, сад.