Земля-кормилица Рассказы Очерки

Прибежавшие на подмогу люди выламывали двери веранды. Через окна сыпались разные пожитки: постели, сундуки, ящики. Звенела посуда, сквозь шипение огня слышно было, как отбивали секунды часы, вынесенные в сад. Во дворе, на оттоманке перед опрокинутым роялем, который сверкал белыми зубами клавишей из-под отошедшей крышки, сидела жена Ярмалы с дочкой; скрестив руки, они смотрели на пожар. Возле нее складывали грудами вещи, кричали, толкались. Помещика нигде не было видно.

Юрас, подталкиваемый странным любопытством, путался среди работающих и едва не грохнулся на оттоманку рядом с помещицей. Ему показалось, что она его узнала и долго не спускала с него глаз. Он поскорее свернул за угол горящего дома и замешался в самой гуще людей. Когда ветер стих, с неба стал падать горячий пепел.

Стало ясно, что огонь пошел вверх, опасность для других жилых домов миновала. Тарутис разглядел здесь выгнанный в поле скот, теснившийся в кучу; только кони, не слушаясь поводий, вставали на дыбы при каждой вспышке пламени или грохоте рухнувших балок.

Кто-то дернул Юраса за полу.

— Будь, человече, мудр! Никогда не заносись высоко… — произнес знакомый голос, и Юрас не сразу узнал соседа.

Сосед свернул папироску, послюнил ее языком.

— Говорят, загорелось в пристройке. Бог его знает!

Когда огонь стал совсем спадать, а на горизонте, далеко за лесом, словно новый пожар, занялась заря, из местечка приехала запоздавшая на несколько часов пожарная команда. Пока установили насос, спустили рукав в колодец, от сарая почти ничего уже не осталось. Огонь еще раз вскинулся в схватке с водой, шипя затопил все вокруг едким, удушающим горячим дымом и, обессиленный, пропал.

Высоко в небе желтели и розовели кудрявые, как только что содранные овчинки, облака, озаренные уже рассветом, а не заревом пожара.

Вороны, вернувшиеся утром к своим яворам, не нашли там своих гнезд.

По-разному толковали люди о пожаре в усадьбе. Подозревали, что Ярмала сам это устроил, потому что совсем незадолго до этого он распорядился перевезти из сгоревшего потом сарая весь лучший инвентарь и машины в новую клуню. Помещик ничем не рисковал, решаясь на это: сгоревшая постройка стояла в стороне, от старости она едва держалась, а страховая премия ему была нужна для его оборотов.

Другие говорили, что, вернувшись из Каунаса, где он был во время пожара, Ярмала говорил при батраках:

— Я знаю, кто меня поджег.

Якобы им самим прогнанные батраки подожгли. Не разберешь, — много было таких, что Ярмале и того и этого желали.

— А что ты думаешь! — соглашались с этой мыслью крестьяне. — Наш пан не одного обобрал. Вот так же в прошлом году сгорела усадьба в Палесях, так ведь и не нашли, кто поджег. Помещик там с работниками на ножах был. Как придет срок кому годовую плату получать, сейчас же помещик его в полицию, будто бы за политику.

Уж второй год в Сармантской волости пожар — частый гость. Чуть настанет осень, а особенно послерождественская пора, все так и оборачиваются на каждый отблеск, на каждое зарево, возникшее где-нибудь за лесом и пребывающее полосой на небе. Старики предсказывали войну и мор. А зловещие огненные столбы, маячившие вдали, были на самом деле заревами горевших помещичьих усадеб.

На третий день после пожара в усадьбе Вишинскине собравшиеся в корчме зажиточные крестьяне толковали:

— Это дело коммунистов.

— А я думаю, свои подожгли. Какие у нас тут коммунисты…

— Не скажи, а почему же горят только богачи, а новоселов не трогают! Ведь тут какой-то рассчет.

— То-то, берегись, Микелькевич, как бы тебя не подожгли. Ты ведь буржуй.

— Ой-ой! Я работников не обижаю! Слава богу, живут у меня по нескольку лет. Плачу, как договаривался. А политика их меня не беспокоит.

— А мне вот и бояться нечего. Живу в собачьей конурке, — пусть поджигают.

— Слыхали новость? — сказал только что вошедший. — Только что схватили и увезли Тарутиса из Клангяй. Говорят, что это он Ярмалу поджег.

— Что? Будет тебе!

XIX

Раз вечером в избу Тарутиса вошел невысокий, кряжистый, обросший рыжей бородой человек. Когда он поставил в угол палку и растопырил руки, подзывая в свои объятия сидевшего у топившейся печки мальчика, испуганный малыш юркнул от прохожего за дверь. Только когда мать вернулась из хлева и пришедший заговорил с нею, мальчик по голосу узнал отца, которого несколько недель назад увезли люди, одетые в синее.

Моника нашла мужа сильно измученным. Весь вечер Юрас просидел возле печки, подсунув к огню пятки и обняв голову сынка. Он рассказывал такие вещи, что жена только вздыхала и стонала:

— Ох, ты бедный, муженёк ты мой…