Земля людей

Черные, на вид неподвижные, как колонны храма, вставали здесь смерчи. Их раздувшиеся вершины подпирали низкий и мрачный свод бури, но сквозь разрывы свода полосами падал свет, и полная луна сияла между колоннами, освещая холодные плиты моря. И от просвета к просвету, огибая гигантские столбы, в которых неумолимо рокотало вздыбленное море, пробираясь четыре часа кряду вдоль лунных струй, Мермоз двигался среди пустынных руин к выходу из храма. Зрелище это так захватило его, что, только преодолев Порт-о-Иуар, Мермоз заметил, что ему даже не было страшно.

Помню я и часы, когда расступаются границы реального мира. В ту ночь все данные, сообщенные мне по радио аэродромами Сахары, оказались ложными и ввели в заблуждение радиста Нери и меня. Когда сквозь просвет в тумане внизу замерцала вода и я круто повернул к берегу, было неизвестно, как далеко мы ушли в открытое море.

Мы не были уверены, что доберемся до берега, — могло не хватить горючего. А добравшись до берега, нужно было еще найти посадочную площадку. Между тем настало время захода луны. Мало-помалу из-за отсутствия угловых данных мы, уже глухие, становились и слепыми. Луна затухала, как тлеющий уголь, в тумане, похожем на снежную отмель. Небо над нами затягивалось тучами. Между туманом и тучами, в мире, лишенном света и жизни, продолжали мы свой полет.

Аэропорты, отвечавшие нам, отказывались определить наше положение: «Местонахождение неизвестно… Местонахождение неизвестно», — так как наш голос доносился до них отовсюду и ниоткуда.

И внезапно, когда мы уже потеряли надежду, впереди, слева у горизонта, показалась светящаяся точка. Я почувствовал бурную радость; Нери наклонился ко мне, и я услышал, что он поет! Это мог быть только аэропорт, только маяк. Ведь ночью вся Сахара погружается во тьму, расстилаясь огромной мертвой территорией. Между тем огонек померцал-померцал и потух: мы взяли курс на заходящую звезду, мелькнувшую над горизонтом между полосой тумана и тучами.

Снова и снова появлялись огоньки; со смутной надеждой мы брали курс поочередно на каждый из них. И когда огонек не исчезал, мы проделывали последнюю попытку: «Впереди огонь, — сообщал Нери аэропорту в Сиснеросе. — Трижды погасите и зажгите маяк!» И Сиснерос гасил и зажигал маяк, но жестокий свет, с которого мы не спускали глаз, не мигал — неподкупная звезда.

Несмотря на все уменьшавшийся запас горючего, мы каждый раз клевали на золотой крючок, каждый раз казалось — это настоящий свет маяка, каждый раз казалось — это спасительная площадка, жизнь, и мы снова брали курс на другую звезду.

И тогда мы почувствовали, что в поисках настоящей планеты — нашей планеты, той единственной, где находятся привычные пейзажи, дома друзей, милые сердцу люди, мы оказались затерянными в межпланетном пространстве среди сотен недосягаемых планет.

В поисках единственной планеты, на которой… Я расскажу вам, какая мне представилась картина, хотя, быть может, это и покажется ребячеством. Но присущие человеку заботы не исчезают даже в часы опасности, и я хотел есть и пить. И я думал: если только доберемся до Сиснероса, то, наполнив баки горючим, продолжим путь и ранним прохладным утром приземлился в Касабланке. Конец работе! Мы пойдем с Нери в город. Найдем маленькое кафе, открывающееся на рассвете… Усядемся с Нери за столик и, вдали от опасности, будем пить кофе с горячими рогаликами и смеяться над прошедшей ночью. Нери и я — мы получим от жизни этот утренний дар. Так старая крестьянка познает своего бога лишь с помощью образка, наивной ладонки, четок, — чтобы воздействовать на нас, нужен простой язык. Так и для меня радость бытия сосредоточивалась в первом глотке горячего ароматного кофе, в этой смеси кофе, молока и пшеницы, через которые ощущаешь свою связь с тихими пастбищами, экзотическими плантациями и жатвой, ощущаешь свою связь с землей. Среди стольких звезд есть лишь одна, создавшая чашу этого ароматного напитка для нашей утренней трапезы.

Но все больше становились непреодолимые расстояния между нашим кораблем и обжитой землей. Все богатства мира сосредоточивались для нас в пылинке, затерянной среди созвездий, и астролог Нери, пытавшийся распознать ее, не переставая, возносил мольбы к звездам.

Внезапно он стукнул меня кулаком по плечу. На записке, о которой оповещал этот тумак, я прочел: «Все в порядке, принимаю прекрасное сообщение…» С бьющимся сердцем ждал я, пока он перепишет для меня эти пять или шесть спасительных слов. Наконец, я получил его — этот дар небес.