Земля людей

Нет сомнения, что наш дом станет больше похож на человеческое жилье. Да и в машине, чем она совершеннее, тем сильнее выступает на первый план ее назначение. Кажется, что все технические усилия человека, все его расчеты, все бессонные ночи, проведенные за чертежами, в конечном итоге находят внешнее выражение в простоте форм. Словно требовался опыт многих поколений, чтобы мало-помалу выявить контур колонны, корпуса судна, фюзеляжа самолета, вернуть им первичную чистоту линий изгиба груди или плеча. Кажется, что работа инженера, чертежника, конструктора находит внешнее выражение в полировке, в сглаживании. Она устраняет громоздкость соединений, приводит в равновесие крыло, чтобы оно не бросалось в глаза, чтобы оно не было крылом, прикрепленным к фюзеляжу, а было бы полным развитием форм, освободившихся, наконец, из своей оболочки, чтобы все это стало как бы чем-то само-зародившимся, таинственно спаянным воедино, как поэма. Видимо, совершенство достигается не тогда, когда нечего больше добавить, а тогда, когда ничего больше нельзя отсечь. На вершине своего развития машина как бы перестает быть машиной.

Таким образом, совершенство изобретения состоит в том, что уже не замечаешь самого изобретательства. Как в инструменте постепенно стерлась всякая видимость механизма и мы получили предмет, столь же естественный, как отшлифованный морем голыш, так и с машиной: чем больше ею пользуешься, тем меньше помнишь, что это машина.

Когда-то она нам казалась сложным заводом. Сегодня мы забываем, что мотор вращается. Он отвечает своему назначению вращаться, как сердце — требованию биться, а мы же не обращаем внимания на то, что сердце бьется. Внимание наше больше не приковано к орудию. За орудием и через него мы снова обретаем мать-природу — природу, близкую садовнику, мореплавателю или поэту. Пилот при взлете входит в соприкосновение с водой и с воздухом. Когда моторы запущены, когда гидроплан бороздит воду, корпус его гудит, как гонг в ответ на удары волн, и человек может следить за происходящей работой по сотрясению своего тела. По мере того как самолет набирает скорость, секунда за секундой растет и его мощь. Человек чувствует, как в этих пятнадцати тоннах вещества созревает сила, которая сделает возможным полет. Пилот сжимает в руках руль, и эта мощь вливается, как некий дар, в его подставленные ладони. И по мере того как он получает этот дар, металлические части управления становятся передатчиками велений человека. Когда мощь эта окончательно созрела, пилот легчайшим движением, как бы срывая цветок, отделяет самолет от воды и утверждает его в воздухе.

IV. Самолет и планета

1

Самолет — несомненно машина, но и замечательное орудие познания. Это орудие позволило нам открыть подлинное лицо земли. В самом деле, дороги веками вводили нас в заблуждение. Мы были подобны государыне, пожелавшей посетить свои земли и посмотреть, радуются ли подданные ее царствованию. Для отвода глаз придворные установили вдоль дороги красивые декорации и наняли плясунов. Помимо тонкой путеводной нити, государыня ничего не увидела в своем царстве и не узнала, что на просторах полей ее проклинают мрущие с голоду крестьяне.

Так и мы брели вдоль извилистых дорог. Эти дороги избегают бесплодных земель, скал, песков; они служат нуждам человека и тянутся от родника к роднику. Они ведут крестьян от амбаров к пшеничным полям, принимают поутру на пороге хлевов еще заспанный скот и выводят его к люцерне. Они соединяют деревню с деревней, ибо жители деревень сочетаются браками. И даже если какая-нибудь дорога отваживается пересечь пустыню, то десятки раз она пускается в обход, чтобы отдохнуть в оазисах.

И вот, обманутые извивами дорог, как утешительной ложью, проезжая столько орошенных земель, столько фруктовых садов, столько лугов, мы долго приукрашивали нашу тюрьму. Мы верили во влажность и мягкость планеты.

Но зрение наше заострилось, — и мы сделали жестокое открытие. Благодаря самолету мы узнали прямой путь. Стоит нам подняться над землей, как мы покидаем дороги, отклоняющиеся к водопоям и хлевам или змеящиеся от города к городу. Отныне свободные от милой сердцу зависимости, избавленные от необходимости в родниках, мы берем курс на дальние цели. Тогда только с высоты наших Прямолинейных траекторий открываем мы основу основ планеты — фундамент из скал, песка и соли, на котором, словно мох между камней развалин, иногда отваживается цвести жизнь.

И вот мы превращаемся в физиков, в биологов, наблюдающих в глубине долин прекрасные творения цивилизации, расцветающие, словно парки, когда им благоприятствует климат. Пользуясь иллюминаторами, как научными приборами для наблюдений, мы судим о человеке в масштабах вселенной. Мы по-новому перечитываем свою историю.

2