Земля людей

Лежа у нашего ночного костра, я смотрю на лучезарный плод и говорю себе: «Люди не понимают, что такое апельсин…» И еще: «Мы обречены, — но снова уверенность в этом не лишает меня способности радоваться. Половинка апельсина, которую я сжимаю в руке, доставляет мне одно из самых больших наслаждений жизни…» Ложусь на спину, сосу фрукт и считаю падающие звезды. И вот, на минуту, я бесконечно счастлив. И думаю: «Не догадаешься, каковы законы мира, в котором мы живем, пока сам с чем-нибудь не столкнешься. Только сегодня я понял, что значит для осужденного на казнь сигарета и стакан рома. Раньше я не понимал, как может он принимать это жалкое подаяние. А между тем он находит в нем большое удовольствие. Если он при этом улыбается, думают — мужественный человек. Но он улыбается оттого, что пьет ром. Люди не знают, что у него изменился угол зрения и что из этого последнего часа он создал целую человеческую жизнь».

Мы собрали огромное количество воды, литра два. Конец жажде! Мы спасены, мы будем пить!

Зачерпываю из бака воду оловянным стаканчиком. Она великолепного желто-зеленого цвета и с первого же глотка так отвратительна на вкус, что, несмотря на мучащую меня жажду, я не в силах выпить ее залпом и перевожу дух, прежде чем допить свой стаканчик. Я пил бы даже грязь, но этот привкус отравленного металла пересиливает мою жажду.

Смотрю на Прево, который ходит по кругу, уставясь в землю, словно внимательно ищет что-то. Внезапно, не переставая кружить, он наклоняется, и его начинает рвать. Через полминуты — моя очередь. У меня такая рвота, что я падаю на колени, хватая пальцами песок. Мы не разговариваем. В течение пятнадцати минут нас мучают непрерывные схватки и рвет желчью.

Все. Осталась только легкая тошнота. Но мы лишились нашей последней надежды. Не знаю, потерпели мы неудачу из-за какого-то состава, которым был пропитан парашют, или из-за четыреххлористого углерода, осевшего на стенках бака. Надо было бы иметь другой сосуд и другое полотнище.

Что ж, поспешим! Уже светло. В путь! Уйдем с этого проклятого плоскогорья и будем шагать, все вперед и вперед, пока не упадем. Следую примеру Гийоме в Андах; со вчерашнего дня я много думаю о нем. Своим уходом я нарушаю инструкцию, обязывающую нас оставаться подле обломков самолета. Нас уже не будут искать здесь.

Еще раз обнаруживаем, что не мы потерпели кораблекрушение. Потерпевшие кораблекрушение это те, кто нас ждет! Те, кому угрожает наше молчание. Те, у кого разрывается сердце из-за ужасной ошибки. Нельзя не торопиться к ним. По возвращении из Анд Гийоме тоже рассказывал мне, как он торопился на помощь потерпевшим кораблекрушение! Это всеобщая истина.

— Будь я один на свете, — говорит Прево, — я бы лег и не двигался.

И мы идем прямо на восток-северо-восток. Если мы перелетели Нил, то каждый шаг уводит нас все дальше в глубь Аравийской пустыни.

Воспоминания об этом дне не сохранились в моей памяти. Помню лишь, что торопился. К чему угодно, хоть — к смерти. Вспоминаю, что я шел, опустив глаза к земле, — мне опротивели миражи. Время от времени мы выправляли свой путь по компасу. Иногда ложились, чтобы немного передохнуть. Я где-то бросил плащ, который берег на ночь. Дальше в моей памяти пробел. Я могу связно вспомнить лишь то, что было с момента наступления вечерней прохлады. Все, что было до того, стерлось, как след на песке.

С заходом солнца мы решаемся сделать привал., Я хорошо знаю, что нам следовало бы продолжать путь: эта ночь без воды доконает нас. Но мы захватили с собой полосы парашютного полотнища. Если яд не в составе, которым оно пропитано, быть может завтра утром мы сможем напиться. Нужно еще раз разложить под звездами наши ловушки для влаги.

Но сегодня вечером небо на севере совершенно свободно от туч. Вкус ветра изменился. Изменилось и его направление. Горячее дыхание пустыни уже коснулось нас. Хищник пробуждается! Я чувствую, как он уже лижет нам руки и лица…

Однако я не в силах пройти и десяти километров. За три дня, без воды, я прошел больше ста восьмидесяти…

Но вот в момент, когда мы готовимся сделать привал, Прево вдруг говорит:

— Ей-богу, озеро!

— С ума сошли!

— Разве может быть мираж в этот час, в сумерках?

Не отвечаю. Я, давно уже отказался верить своим глазам. Может быть, это и не мираж, но тогда это плод нашего безумия. Как Прево может еще верить?

Прево упорствует:

— Это в двадцати минутах хода! Пойду посмотрю…

Его упрямство бесит меня:

— Идите посмотрите, прогуляйтесь… Это весьма полезно для здоровья. Но если оно и существует, ваше озеро, поймите — оно все равно соленое. Впрочем, соленое или не соленое — оно у черта на куличках! И вообще его нет.

Перво уже удаляется, не отводя глаз от своей цели. Мне известна неодолимая сила этого притяжения! И я думаю: «Бывают лунатики, которые вот так же бросаются прямо под поезд». Я знаю, что Прево не вернется. Головокружение от бескрайности овладеет им, и он уже не сможет повернуть назад. И упадет немного дальше. И мы умрем каждый на своей стороне. И все это не имеет никакого значения!..