– Дело состряпал ты сам, а тебя ослепила ненависть к Собески. Ты даже не сунулся дальше кончика своего члена и пистолета. Я засажу тебя в клетку для обвиняемых вместо Собески и Переса. И на этот раз Бомпар не сможет спасти твою задницу!
Это ж надо, а он-то еще подумывал завести роман с этой горгоной… И дело не в том, что у него не было шансов, а в том, что Клаудию Мюллер заводила только ненависть. Или извращенная, вывихнутая любовь, как та, что она питала к Соб-Елдобу.
– Думаешь, я не навела о тебе справки? – спросила она, открывая дверь. – Или что я не поняла, как Бомпар прикрыла тебя в деле о…
Она не закончила фразу: Корсо схватил ее за горло, как курицу в птичнике.
– Слушай меня хорошенько, мещанка долбаная! – прошипел он, прижимая ее к дверному косяку. – Хочешь порыться в моем прошлом? Можешь не трудиться.
– Я…
Он понял, что едва не придушил ее, и тут же отпустил.
Она потерла горло, но не шевельнулась. Ждала продолжения.
– Когда мне было лет тринадцать-четырнадцать, – начал он, – я оказался в приемной семье в Нантере, в квартале Пабло Пикассо. Не совсем в твоем духе.
– Я знаю, что это.
– Откуда, из вечерних новостей? Я покатился по наклонной плоскости, связался с местной шпаной, сел на иглу, якшался с дилерами. Один из них оказался харизматичным типом. Чистый отморозок по имени Мамаша. Я ему приглянулся, наркоты он мне давал – сколько влезет. На самом деле он очень быстро превратил меня в секс-раба. Сначала для себя самого, а потом и для корешей. В его планах было сделать маленький бизнес на моей заднице.
Клаудия вернулась в квартиру. Ее лицо в полутьме прихожей сияло прозрачной бледностью.
Корсо протянул руку, она отпрянула, но коп просто закрыл дверь: соседям незачем было слушать его исповедь.
– Когда он начал пускать меня по кругу, я попытался сбежать. Тогда он запер меня в подвале, не давая ни грамма кокса. После многих дней, когда он зашел узнать, усвоил ли я урок, я выколол ему глаза отверткой и вдобавок пырнул семнадцать раз.
Лицо Клаудии, казалось, буквально мерцало в темноте.
– В то время Бомпар руководила одной из групп наркоотдела. Она следила за сетью, к которой принадлежал Мамаша. Она нашла меня в том подвале буквально в коросте от свернувшейся крови того гада. Я так оттуда и не ушел, оставался рядом с трупом три дня. Она вытащила меня из этой дыры, заставила получить аттестат и поджопниками запихнула в Школу полиции. Я стал одним из лучших копов управления, но, по сути, я все тот же убийца.
С Клаудии слетела вся ее самоуверенность. Видно было, как в простеганной парке ее бьет дрожь.
– По… почему ты мне все это рассказываешь?
– Ты хотела знать, что было между мной и Бомпар. В ту ночь мы похоронили Мамашу в промзоне рядом с Сеной. Можешь мне поверить, это рождает прочную связь.
– И ты не боишься, что я использую это против тебя?
Он снова открыл дверь, на его лицо вернулась улыбка, вернее, что-то вроде зловещего оскала черепа.
– Истек срок давности, моя милая. Не мне тебя учить.
Ее губы тоже свело мрачной усмешкой.
– В этом деле ты просто еще один психопат.
– С тобой нас уже на два больше.
– Ты действительно чертов прушник.
Восемь утра. Барби не стала торопиться со звонком.
– Объясни.
– Во-первых, именно моя группа выехала на улицу Ксавье Прива.
– Ты ж вроде не была на дежурстве?
– Не была. Но я подсуетилась.
– И что дальше?
– Я говорила со службой учета. Вроде бы на месте преступления только одна кровь. Кровь жертвы.
Корсо складывал грязные тарелки в посудомоечную машину, а Тедди чистил зубы. После завтрака в школу опять придется нестись сломя голову. Обычное утро в семействе Корсо.
Он не понимал, как у него получается совершать действия из обыденной жизни после подобной ночи. Он не спал, ну разве что какими-то обрывками небытия среди просторов ясного сознания, которое больше походило на приступы безумия.
– Эксперты сняли отпечатки. Ничего не обнаружено, мой генерал. Я все подчистила.
– Ты хочешь сказать…
– Что мы раз и навсегда заткнемся и подождем, пока дедулю идентифицируют.
Корсо подумал о Клаудии Мюллер: приведет ли она в исполнение свои угрозы? Он вкратце рассказал о ночном визите адвоката.
– Ты всегда нравился женщинам.
– Не знаю, что и думать.
– Забудь. Она ничего не может доказать, а если захочет выступить свидетелем в этой истории, то ее показания приму я.
Тедди уже надевал башмаки в прихожей, сгибаясь под рюкзаком, достойным кайеннского каторжника во времена Папийона[80]
.– Ты смотрела утренние новости? – спросил Корсо.
Он пробежал газетные заголовки до того, как проснулся сын. Нигде не упоминался ни процесс фальсификатора, ни многочисленные сюрпризы, которыми был отмечен первый день заседания.
– Этот процесс проскользнул у нас сквозь пальцы, – с горечью ответила Барби. – Ну да были бы и другие.
– Мне пора уходить. А то опоздаем в школу.
Тедди уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу у лифта. Никто так не повернут на том, чтобы прийти вовремя, как мальчуган, отправляющийся в школу.
– Ступай в суд подсчитывать очки, – заключила Барби, – и держи меня в курсе, чья возьмет.