Земля мертвых

– Следователи сравнили эти следы с образцами крови, взятыми в мастерской на улице Адриена Лесена, и выявили многочисленные совпадения. Кровь на полотнах и на верстаке Собески принадлежит одним и тем же жертвам.

– Господин председатель, – вскричала Клаудия Мюллер, – я протестую против этих измышлений!

Председатель даже не дал себе труда ответить – по такому случаю он спустился со своей кафедры, а за ним и заседатели с присяжными. Все завороженно рассматривали зловещих персонажей Собески.

Ружмон сам ответил напрямую Клаудии Мюллер:

– Забудем про мои «измышления», как вы говорите. И вернемся к убийствам, которые рассматриваются на данном процессе.

Копы в перчатках внесли два новых полотна. Тут же парни из службы учета принялись опрыскивать реактивом бледные силуэты.

Два светящихся имени появились среди мазков краски: СОФИ и ЭЛЕН. Дрожащие, косые, неуверенные линии, но не оставляющие сомнений: имена были ясно различимы и блестели под действием индикатора.

Буря негодования в зале: убийца расписался в своих преступлениях непосредственно на своих произведениях. Всеобщее изумление привело к свалке. Каждый вставал, пытаясь рассмотреть имена и размахивая мобильником…

А вот Корсо не двигался. Он уже понял, что думал Ружмон – и что думали все остальные. Когда Собески смотрел на свои работы, на самом деле он видел эти подписи. Он выставлял напоказ всему миру свои преступления, и никто не мог его заподозрить.

– Эти два имени, безусловно, написаны кровью жертв. А значит, мы можем предположить, рискуя вызвать недовольство защиты, что на других картинах находятся следы других преступлений.

Генеральный прокурор почти кричал, пока одни копы освобождали зал от публики, а другие раздвигали шторы на высоких окнах.

– Что же касается возможной махинации, в чем нас пыталась убедить наша коллега-защитник, я должен уточнить, что офицеры из Управления по борьбе с незаконным оборотом культурных ценностей провели графологическую экспертизу этих надписей – результаты также приложены к делу. Без всяких сомнений, это рука обвиняемого.

Шум стоял невообразимый, но никто и ничто не могло заглушить самый пронзительный, самый душераздирающий звук в этом гаме: голос Филиппа Собески, который вопил, что не хочет подыхать в тюряге.

82

Филипп Собески был приговорен к тридцати годам тюрьмы, из которых двадцать два – без возможности уменьшения срока; иными словами, судьи и присяжные решили, что художник-фальсификатор закончит жизнь за решеткой.

В несколько минут были забыты все доказательства, все свидетельства, демонстрирующие его невиновность – как в убийстве, так и в фальсификации. Имена, вписанные в саму живописную основу картин, окончательно приговорили его в глазах всех.

Вердикт был вынесен на следующий день после великого разоблачения, 24 ноября (все должно было закончиться до выходных: председатель суда отказал в любой отсрочке, которая могла бы позволить Клаудии Мюллер изменить ситуацию). В сущности, что бы ни показывала графология, надписи тоже могли быть нанесены кем-то другим, как и кровь в мастерской, но следы гемоглобина взяли верх.

Клаудия Мюллер ничего не смогла противопоставить обвинительным речам Ружмона и Софи Злитан. Что бы она ни говорила, у присяжных в глазах стояли кровавые имена на картинах. Она еще раз упомянула обо всех алиби своего клиента, постаралась обвинить Корсо в предвзятости, сделала попытку переложить вину на Альфонсо Переса, чей труп до сих пор не идентифицировали, но все было впустую. Это как в кастинге: после выдающегося выступления остальные, несмотря на свои достоинства, выглядят бледно.

Присяжные совещались всего пару часов. Никто не мог объяснить, каким образом этот самозванец смог обзавестись подобными алиби, но перевесило стойкое впечатление от самой его личности: Собески выглядел как убийца, он уже убивал, а его подпольная мастерская слишком уж походила на убежище психопата, который ночами пытает девушек.

Что же до его картин…

Присяжные, судьи, публика, пресса – вся Франция целиком – испытали одинаковое отвращение и были единодушны. Этот безумный процесс, эта мерзкая морда, этот обманщик-провокатор – все всплыло на поверхность, как разлагающийся труп, когда Ружмон погрузил зал в темноту и выявил имена загадочных жертв, – вот как раз этого кровопийцу все и осудили.

Когда объявили приговор, Филипп Собески с воплями кинулся на стеклянные стены клетки, а Клаудия Мюллер осела в своем кресле. Корсо даже почти расстроился. Две мрачные личности, такие самоуверенные и чванливые – и вдруг разбитые и побежденные, – в этом был определенный пафос.

Его самого процесс вымотал. Он не слышал гула голосов, не видел лихорадочной суеты журналистов вокруг адвокатов и судей. Он вышел привычным путем, через вестибюль Арле. Он даже не стал искать Клаудию Мюллер – не знал, что ей сказать. Процесс пропустил их через такую лихорадку, через столько разных истин и миров…