Земля мертвых

Нечто черное, влажное, глубокое.

Когда Корсо проснулся, одетый, он не знал ни где он, ни кто он. Ему потребовалось немало времени, чтобы расставить все по местам и вспомнить, что он провел ночь в детском доме Мот-Сасси. Ему любезно открыли незанятую комнату, он уснул на двухъярусной кровати; только на верхней, пожалуйста.

Сейчас к нему вернулась и память о вчерашних сенсационных открытиях.

Поразительно и непонятно. Две первые жертвы палача «Сквонка» были дочерями Филиппа Собески, предполагаемого автора именно этих убийств.

Корсо доплелся до крана и сунул голову под холодную воду. Возможно, он надеялся стереть воспоминания или же неожиданно обнаружить естественную и логичную связь между этими нестыкующимися фактами.

С мокрым лицом он вгляделся в свое отражение в зеркале: он себя не узнавал. Небритый, издерганный всеми навалившимися событиями, с остекленевшими глазами. У него было ощущение, что он прошел сквозь невидимый занавес, чтобы оказаться в сюрреалистическом измерении жизни, – или же, наоборот, что он добирался сюда, постоянно проскакивая мимо истины.

Попробуем еще разок. Клаудия Мюллер убила Софи Серей и Элен Демора – и Марко Гварньери, если уж на то пошло. Она спала с жалким типчиком из службы учета, чтобы никто не узнал, что две первые жертвы были единокровными сестрами. Затем она подстроила так, чтобы Собески был обвинен и осужден за убийство собственных дочерей.

Немало информации, конечно, но по-прежнему отсутствует главное: ответ на вопрос ПОЧЕМУ. Это месть, без сомнения, но каков же мотив? Хотела ли она отомстить за изнасилованных матерей, за их дочерей, которые росли, как сорная трава? Но ведь не мстят за женщину, убивая ее. Не считая еще одной нелепости: если допустить, что Клаудия хотела наказать художника-фальсификатора, почему потом она покончила с собой, имитируя почерк убийцы и тем самым обеляя Собески? Почему захотела умереть, разрушив ту изобличающую ловушку, которую сама же и выстроила?

Корсо не стал завтракать. И не попрощался с Брижит Карон. Не умывшись и не переодевшись, он просто вызвал такси и сбежал, как вор, со своим «Маком» под мышкой. Помятый, грязный, он велел отвезти себя на вокзал в Понтарлье, все такой же заснеженный, а оттуда отправился на поезде в Женеву и сразу же взял там такси до аэропорта. Теперь им двигала одна четкая мысль.

Сначала звонок Эмилии – все ли в порядке с Тедди? – потом Барби, чтобы хоть кто-то на земле знал, где он.

– Что ты вытворяешь? – рявкнула та, как настоящий шеф группы, командир и защитник в одном лице.

– Я лечу в Вену. Хочу повидаться с родителями Клаудии.

– Это еще что за новый бред?

Она даже не дала ему ответить, напомнив про уговор, – тоже очень в духе «шефа группы»:

– Пора тебе отвалить от этой истории, Корсо. Предоставь действовать нам, а сам займись чем-то другим.

– И на каком вы этапе?

– Ни на каком.

– Это и правда вызывает желание отойти в сторонку и посмотреть, как вы будете выпутываться.

– А что? – бросила она с напором. – Можешь предложить что-то получше?

– Не исключено.

– Что?

– Я позвоню тебе оттуда.

– Нет, погоди.

– Что?

– Ты в курсе про Ламбера?

– Нет, а что случилось?

– Его застрелили в собственной машине вчера вечером в Сен-Дени. Три пули в упор, выпущенные двумя мотоциклистами.

Корсо вспомнил о предупреждении Катрин Бомпар: «Ты знаешь, что Ахмед Зарауи на свободе?» Дилер перешел к мщению.

– Известно, кто это сделал?

– Мы сразу подумали про Зарауи, но у него алиби.

– Он мог заказать Ламбера.

Барби не добавила ни слова. Это молчание означало: следующим наверняка будешь ты. Его бывшая заместительница, как и Бомпар, никогда не питала иллюзий насчет той истории: она знала, что Корсо принял участие в перестрелке в квартале Пабло Пикассо. Главное – понять, знает ли об этом Зарауи.

Корсо равнодушно дал отбой. У него просто не осталось места в голове, чтобы загрузить туда новую угрозу. Единственное, что его сейчас занимало, – это дело «Сквонка».

В аэропорту Женева-Куантрен он бросился в терминал вылетов и отыскал себе рейс на Вену авиакомпании «Easyjet» на 14:00. И стал терпеливо ждать, бродя среди бутиков и время от времени заворачивая в бар, чтобы выпить кофе. Наконец объявили посадку, он поднялся в самолет, приник к иллюминатору и отключился от внешнего мира. Проблема в том, что в его внутреннем мире тоже было не очень весело. Он мог зацепиться за единственную гипотезу: в жизни Клаудии Мюллер произошло нечто, превратившее ее в карающую длань. И это нечто связано с Собески.

Он приземлился в Вене около четырех, уже темнело. Лондон, где он побывал в прошлом году, своими позолоченными витринами и алыми автобусами напомнил ему магазин игрушек. Вена в конце декабря оказалась страной Деда Мороза в чистом виде: изысканное мерцание, красные трамваи и медные ангелочки…

Кстати, Вена этот образ всячески поддерживала. Город, где дети поют хором, мужчины гарцуют на белых конях липпицианской породы, а судьба женщин разыгрывается на раз-два-три во время вальса на Opernball…[89]