– Я тебя знаю, Корсо. Ты станешь преследовать его, потому что не нашел никого другого. Ты не ищешь правду, ты хочешь результатов.
Корсо по-прежнему просматривал фотографии Собески. Он остановился на изображении его обнаженного торса. Под шмотками сутенера на парне как будто был еще один костюм: его кожа – руки, плечи, грудь, живот и спина – вся, как голубоватой сеткой, была покрыта татуировками. Арестантские знаки, орнаменты маори, восточные драконы, существа героического фэнтези – там было все: от зеленого до черного, от охристого до розового. Плотные ряды маленьких картинок. Словно кольчуга, заканчивающаяся точно под шеей и на запястьях.
Корсо попытался возразить, но он уже исчерпал все аргументы. Слишком рано он ей позвонил. В этом его ошибка.
– Забудь о нем, – повторила она. – И о том, что я ему позировала, забудь.
– На что ты намекаешь?
– Ни на что, но эта подробность не должна укрепить твою навязчивую идею.
– Если ты думаешь, что я…
– Ничего я не думаю. Мне просто кажется странным, что ты приплетаешь меня к своему уголовному расследованию.
– А мне-то! Ты путаешь роли. Это ведь не я позировал обнаженным перед убийцей, отсидевшим семнадцать лет, и…
– Ты все такой же пошляк.
Чтобы не сорваться, Корсо мысленно сосчитал до пяти.
– Когда ты видела его в последний раз? – спокойно спросил он.
– Я тебе уже сказала – он мне не друг. Просто знакомый. Кажется, столкнулась с ним на выставке.
– На какой?
– Уже не помню.
– Как он тебе показался?
– Как обычно, милым, забавным, невероятно умным.
– Не озабоченным как-то особенно или, наоборот, не встревоженным?
– Я разъединяюсь, Тедди зовет.
Она даже не предложила ему поговорить с сыном. Но так лучше. Когда сын был далеко и Стефан долгие недели не имел никакого шанса увидеть его, разговор с мальчиком сразу бередил живую рану, всегда готовую закровоточить…
– Напрасно ты воспринимаешь все это так легко, – серьезно закончил он. – Убитые стриптизерши тоже были сюжетами набросков Собески. Может быть, и ты в списке…
Эмилия тихонько рассмеялась:
– Не выдавай желаемое за действительное.
Спустя два часа в его кабинет влетела Барби.
– Ну? – спросил Корсо.
– Ничего особенного.
– То есть?
– Все, кому я позвонила, лили мне в уши одинаковую лесть: Собески – великий художник, воскресший для общества, и тому подобное.
– А что Арни?
– Продолжает рыть, но пока тоже ничего особенного. Последние недели Собески, как обычно, посвятил двум своим любимым занятиям: живописи и сексу.
– Любовницы или любовники?
– Похоже, всего понемножку… Мы ждем имена и адреса.
– Вы не установили никакого контакта между ним и Софи или Элен?
– Нет. Но это очень просто объясняется: у Собески нет мобильника.
– То есть?
– У него нет домашнего телефона, нет мобильника – ничего.
Разумеется, поза художника или же прием, чтобы не рисковать, что его выследят, – тактика террориста.
– А где Людо?
– Все еще во Флёри. Пока никаких новостей.
Они помолчали. После бешеной гонки минувшей ночи возвращение к реальности имело привкус похмелья. Однако Барби потихоньку положила на стол Корсо какую-то распечатку. Был у нее такой грешок – держать начальство в напряженном неведении относительно собственных результатов.
– Подарок, – проговорила она с блуждающей на губах улыбкой.
Сыщик даже не потрудился прочитать новый документ. Барби жила в закрытом для других мире цифр и знаков.
– Это что?
– Список пассажиров рейса «Иберии» на Мадрид в минувшую субботу, отправление в семь сорок утра.
Корсо просил ее проверить, существует ли какой-нибудь след полета Собески в Мадрид за эти последние дни.
Полицейский увидел искомое имя, выделенное желтым маркером. Художник вылетел раньше его, предыдущим рейсом, что позволило ему ночью подвергнуть пыткам и убить Элен Демора. Он вернулся в Париж в воскресенье.
Корсо и Барби обменялись понимающими взглядами.
Сыщик открыл ящик письменного стола и достал оттуда «зиг-зауэр».
– Берем мою тачку.
По пути копы не произнесли ни слова. Они напоминали актеров, повторяющих про себя каждый свою роль. Корсо размышлял, не будет ли этот визит преждевременным – достаточно ли у них оснований? Может, следует дождаться новых улик?
– Это еще что?
Ворота Сент-Уан. Вдоль Парижской окружной дороги выстроились чередой круглые шатры, напоминающие индейские вигвамы. Вокруг них толпились целые семьи грязно и неряшливо одетых людей. Просто конец света. Голые дети шлепали босиком по асфальту, женщины в тюрбанах прямо на земле готовили пищу для своих молчаливых мужчин в тренировочных костюмах. Повсюду валялись пластиковые пакеты, канистры, самый разнообразный мусор.
– Сирийские беженцы.
Вот уже два года люди, сбежавшие от диктатуры Башара Асада или притеснений ИГИЛ, в ожидании документов и помощи от французского правительства находились здесь, у ворот Парижа. Кстати, Корсо уже слышал про облаву, которую организовали его коллеги, чтобы задержать толпы сирийских нищих, орудующих на перекрестках в этом квартале, – и все они оказались румынами или цыганами.