– Точно. Он приобщил к веревке других заключенных и, связывая, заставлял их кончать – даже для тюрьмы это слишком.
Корсо собрал в стопку все документы уроженца Тулузы и сунул их в папку.
– Суперработа, Людо. Спасибо. Сейчас я этим займусь.
– Ну а вы? Обнаружили что-нибудь?
– Сходи к Барби, она расскажет.
Когда подчиненный вышел, Корсо не стал открывать его папку. Ему только что пришла в голову другая мысль. Взглянув на часы – начало девятого, – он позвонил одному из двух офицеров судебной полиции, которым было поручено следить за Филиппом Собески, – он назначил на это дело двух новичков, что было рискованно (бывший арестант заслуживал бывалых служак), но эти ребята обладали важным козырем: от них единственных за версту не несло сыщиком.
– Вы где?
– В «Силенсио», на улице Монмартра.
Корсо знал этот расположенный всего в нескольких кварталах от «Сквонка» модный бар, оформленный Дэвидом Линчем.
– Что он там делает?
– Записывает передачу для радио «Франс-Культюр». Он один из постоянных ведущих.
– Это надолго?
– Не меньше чем на два часа.
Корсо уже сунул оружие в кобуру и надел куртку. Выходит, Жакмар оказался прав: с таким мерзавцем держи ухо востро.
А цель оправдывает средства.
Здание фабрики отчетливо вырисовывалось на фоне ночного неба. В этот час мастерская Собески обладала, казалось, какой-то особенной плотностью, словно громада погасшей звезды. По соседству с окруженным просторным мощеным двором строением располагались лишь другие такие же, обращенные к нему задним фасадом. В результате – уединенность, неожиданная прямо посреди парижского предместья и благоприятная для полицейского, выбравшего эту ночь, чтобы стать взломщиком.
Первый замок легко сдался, но Корсо опасался возможного наличия сигнализации. Но пока – никакого признака тревоги. Не входя в здание, он включил электрический фонарик и посветил вокруг в поисках датчика движения, какого-нибудь огонька или камеры. И, ничего не увидев, шагнул внутрь.
Закрывая за собой дверь, Корсо подумал, что Собески не из тех, кто следит за сохранностью своего жилища. Разумеется, его полотна стоят очень дорого и он достаточно хорошо осведомлен о том, что взломщик – такая же профессия, как многие другие, – но вор и убийца вроде него не опасаются себе подобных. Напротив, по отношению к преступному миру, к которому они сами принадлежат и который принимают, они испытывают нечто похожее на солидарность.
Корсо не спеша прошелся по помещениям. Стены, пол, потолок – ничего другого. Голые, гладкие и блестящие, как металл, поверхности. В темноте портреты работы Собески следили за ним глазами. Трансвеститы, наркоманы, стриптизерши… В этом полумраке их образы, казалось, существовали как в своем естественном жизненном пространстве: тень и тайна. Но в то же время они наводили на мысль о резких движениях какого-то раненного охотником зверя. Они погибли, но все еще по инерции, спотыкаясь в своей краткой агонии, продолжали идти.
По пути Корсо ловил взгляды, замечал размалеванные лица, отяжелевшие и изъеденные гримом полуопущенные веки. Наркотики, порок, нужда бились в этой плоти, в этих голубоватых венах на крафтовой бумаге, – целый легион про́клятых, которым Собески даровал свое отпущение грехов.
Корсо не знал, зачем пришел сюда, но ему было необходимо тем или иным способом разглядеть скрытую личность бывшего арестанта. Не может быть, чтобы подобная судьба породила только гаера, черпающего силы в шампанском и низкопробных шутках. Собески создал себя через травмы, наркоту и патологические стремления – такой путь мог породить только сложное и опасное существо. Хищника, умеющего сражаться и маскироваться…
Коп проник непосредственно в мастерскую. Он задумал в поисках улик исследовать каждую картину, над которой сейчас работал Собески, каждый его набросок. Он не забыл про блокнот из подвала – не важно, сам ли художник оставил его там, или его подбросили, чтобы запутать следы (Корсо не исключал и такой гипотезы). Важно, что психика преступника выразилась в рисунке и живописи. Стефан был уверен: именно так убийца выдаст себя.
При свете своего фонарика он просмотрел все находящиеся в работе произведения художника – поднял покрывала, защищающие полотна, перелистал альбомы набросков, заглянул в папки с литографиями…
Наконец в углу он обнаружил заботливо укутанное сероватой тряпкой полотно размером метр на семьдесят. Приподняв ткань, он медленно прошелся лучом фонарика по еще не просохшей картине. И остолбенел.
Это было чудовищно.
Жутко.
Потрясающе.
На губах Корсо мелькнула улыбка. Перед его глазами предстало безусловное доказательство того, что Собески – убийца Софи Серей.
Рассматривая полотно в малейших деталях, Корсо думал о том, что в судьбе Собески существует какая-то сокровенная логика: он спасся от своих демонов в живописи, но именно в живописи он совершил промах – и будет приговорен.
Внезапно мастерскую залил безжалостный свет.
– Тебе не следовало этого делать, сукин сын.