Земля мертвых

– Вот именно. И не только, Собески. Твоя проблема в том, что на тебя как на убийцу указывают слишком многие факты: ты спал с жертвами, ты рыскал за кулисами «Сквонка», ты любитель сибари…

– Все эти детали не делает меня виновным.

– По отдельности – возможно. Но собранные вместе – это уже кое-что, тебе не кажется? Особенно для типа, который семнадцать лет провел в заключении.

– Я поплатился и искупил свою вину.

– Твое тогдашнее преступление имеет сходство с нынешними убийствами и…

– Нет. Мы об этом уже говорили. Тот случай не имеет ничего общего с жертвоприношениями Софи и Элен. Да мать твою, этот путь приведет тебя прямиком к провалу. И все, чего ты добьешься, – это неприятности со своим руководством.

Полицейский изобразил улыбку:

– Подашь на меня жалобу за преследование, что ли?

– Не я, Корсо. Мои друзья, те, кто меня поддерживает, – все те, кто боролся за то, чтобы я вышел из тюрьмы.

– Очень страшно!

Собески склонился вперед. Брови у него были очень тонкие и подвижные. Вместо «да» или «нет», чтобы подчеркнуть выражение досады или огорчения, он приподнимал их у висков. Бомпар называла это «брови крышей садового сортира».

– Зря веселишься, Корсо. Тебе не хуже моего известно, что ты идешь по минному полю. Твои доказательства яйца выеденного не стоят, мой арест противозаконен, так что все это тебе боком выйдет.

– Тогда почему же ты не зовешь своего адвоката?

Собески вновь сел в позу уверенного в своей правоте сутенера. Он раздвинул ноги, уперся локтем в стол и слегка пригнулся, чтобы выставить напоказ все свои побрякушки.

– Я не спешу. В любом случае твоя операция незаконна с самого начала. Еще вопрос, имел ли ты хоть раз дело с настоящим преступником.

В мозгу Корсо зажегся сигнал тревоги.

– Что ты хочешь сказать?

– Как ты думаешь, почему я вернулся домой в двадцать три часа?

– Потому что твоя передача закончилась.

– Моя передача заканчивается в полночь, цыпленочек. Я вернулся, потому что у меня сработала сигнализация.

– Какая сигнализация?

– Та, что установлена в моей мастерской, такая незаметная, что ты ее даже не обнаружил.

У Корсо пересохло в горле: еще одна аналитическая ошибка. Тюрьма плодит одних параноиков.

– Моя мастерская оборудована такой системой сигнализации, которая не издает звука, не зажигается и звонит только мне. – Он подмигнул Корсо. – Если какой-нибудь негодник попытается войти, я сам урегулирую проблему.

– К чему ты клонишь? Всегда скорее поверят моему слову, чем твоему.

– Это не совсем так, Корсо, потому что моя система вдобавок снабжена камерами.

У Корсо судорожно сжался желудок. Ему сложно будет доказать перед Бомпар или кем бы то ни было законность своих ночных блужданий.

– Мой адвокат напрямую получает записи с тайм-кодом. То-то он насладится утром. Не каждый день посчастливится застать дрочащего сыскаря.

Корсо сменил тон:

– Ты, порочный ублюдок, можешь сколько угодно придираться ко мне. Но твои картины остаются доказательствами, годными для приема к судопроизводству. Судья с удовольствием приобщит их к делу.

– Есть и другие детали, которые можно включить в дело, Корсо. Например, незаконная слежка, которой я подвергся. Повторяю еще раз – тебе следовало бы быть более осмотрительным. Собески – это политика. Я – символ, послание надежды всем тем, кто однажды оступился и хочет искупить вину. Общественное мнение на моей стороне, поверь мне, а это будет покруче, чем твои измышления.

В мозгу Корсо пронеслись имена: Омар Раддад[51], Чезаре Баттисти… Что может быть хуже, чем когда в дела вмешиваются штатские? Это только еще усиливает всеобщий бардак. Во Франции до сих пор звучат голоса в защиту Жака Мерина и в осуждение уничтоживших его полицейских.

– В таком случае, – возразил Корсо, – придется потрясти свидетелей.

Лицо Собески исказилось. Его губы дрогнули – они, как и его брови, тоже были очень подвижными: могли молниеносно перейти от доброжелательной улыбки к выражению самой зловещей жестокости.

– Не прикасайся к Юноне и Диане, сукин сын! Иначе…

– Иначе что? Надо, чтобы они поняли, чем рискуют. Они просто будут арестованы вместе с тобой, вот и все. Вот что значит спать с bad boys

[52].

Соб-Елдоб вдруг снова заулыбался. Опять эта изменчивость. На дне его глубоко посаженных глаз полыхал огонь безумия.

– Напрасно я тревожусь, – нараспев произнес он. – С придурками вроде тебя в тюрьме я расправлялся дюжинами.

– Ага, что-то такое я слышал. «Судья»… Это тоже сыграет против тебя.

– Ты вообще о чем?

– Да брось ты. В любом случае рожа у тебя подходящая для роли убийцы, уж ты мне поверь. Сегодня днем ты предстанешь перед судьей и отправишься в камеру предварительного заключения.

– Я сделаю тебе подарок, – прошептал художник, двинув свой локоть по письменному столу, как лук-порей по прилавку. – Прежде чем поднимать кавалерию, рассмотри хорошенько мою картину. Решение внутри.

– Какое решение?

– Ты хороший сыщик, – усмехнулся Собески. – Я в тебя верю. В конце концов ты найдешь истину. Поймешь, как я сумел написать это полотно, будучи совершенно невиновным.