Я сориентировался по компасу и скорректировал курс. Навигационное оборудование планёра было крайне скудным – кроме компаса, имелся примитивный жидкостной авиагоризонт. Конечно, ни о каких гироскопах не могло быть и речи. Впрочем, и этот прибор мог быть крайне полезен при полёте в условиях ограниченной видимости. Например, в облаках.
Кстати, об облаках. Сразу за горами, которые мне предстояло преодолеть, возвышался огромный облачный столб, то и дело озаряемый сполохами молний. Метеорологи допускали такой вариант погоды – с моря дул тёплый бриз, который, упираясь в горы, создавал разницу давлений, вызывающую в этом районе частые ночные грозы.
Неприятно. Придётся идти в обход – а это потеря резерва высоты. Можно было выпустить винт и попытаться выиграть расстояние, но на этой высоте вреда от этого действия могло быть больше, чем пользы. Следовало сначала снизиться хотя бы до пяти тысяч метров. То есть горы нужно преодолеть за счёт имеющегося запаса высоты. Без вариантов.
И мне это благополучно удалось. Главный хребет я перемахнул на удивление удачно, почти не потеряв высоту. Уже было расслабился, думая, как вернуться к намеченному маршруту, обойдя грозу южнее. Но именно в этот момент я вдруг почувствовал, как проваливаюсь. Сходные ощущения испытываешь, когда пассажирский лайнер попадает в воздушную яму.
Альтиметра на борту не было. Даже барометр отсутствовал, так что потерю высоты оценить было очень затруднительно. Но, судя по ощущениям, снижался я пугающе быстро.
При этом ветер всё так же гудел в крыльях, планёр отлично слушался. Значит, по крайней мере снижения скорости не произошло. Возможно, я попал в локальный нисходящий поток, который затягивался грозой в область низкого давления.
Я резко отвернул налево, ещё сильнее уходя с намеченного курса. Только так можно было отойти от грозы на достаточное расстояние и попытаться поймать восходящий поток.
Облака приближались пугающе быстро. Я оглянулся. Горные вершины встали у горизонта. Значит, потеря высоты была достаточной, чтобы выпустить толкающий винт.
Покрутив рукоятку, расположенную над обзорным иллюминатором, я убедился, что винт благополучно вышел и зафиксировался. Разблокировав его, я увидел, как он раскручивается набегающим потоком.
Активировав высшую передачу, я надавил на педали. Сопротивление было неожиданно сильным: как будто поднимаешься на крутую гору. Но экономить силы сейчас было не время. К тому же после высоты и холода физическая работа была для меня благом.
Я давил на педали изо всех сил, глядя на белеющий в звёздном свете облачный океан. Он неумолимо приближался, несмотря на все мои усилия.
В этой борьбе за высоту я чуть не совершил ужасную ошибку. Слишком сильно задрал нос. В итоге потерял скорость, а с ней – остатки подъёмной силы. Только в последний момент, каким-то чудом почувствовав, что сейчас машина окончательно потеряет управление, я резко оттолкнул рукоятку управления от себя. И с нарастающей скоростью воткнулся в облака.
Стало темно. Полноценного освещения в кабине не было – только люминесцирующая краска на приборах. И её было недостаточно, чтобы уверенно ориентироваться в показаниях при таких условиях.
Жидкостной авиагоризонт, казалось, сошёл с ума. Его «птичка» застряла в верхнем положении, хотя по ощущениям резкое снижение прекратилось. Я несколько долгих мгновений не мог определиться, чему доверять: ощущениям собственного вестибулярного аппарата или ненадёжному, примитивному прибору.
В конце концов я доверился технике. Ещё сильнее взял рукоятку на себя. Изо всех сил надавил на педали. «Птичка» медленно поползла вниз. Но тут я почувствовал, что аппарат стал как-то странно реагировать на управление. Словно резко потяжелел. Обледенение? Плохо.
И тут я вывалился из облаков.
Где-то справа продолжила полыхать гроза. А внизу, чуть позади, была первая линия ПВО противника.
Мощные прожекторы шарили в небе на всём протяжении линии соприкосновения, упираясь в низко нависшие тучи.
Мне повезло. Не протяни я пару лишних километров – от меня и моего аппарата уже остались бы одни ошмётки.
Впрочем, расслабляться не приходилось: впереди ещё две линии ПВО. Они не имели постоянной «иллюминации», но её легко могли включить при малейшем подозрении на вторжение.
Пользуясь рассеянным светом мощных прожекторов, я оглядел крылья планёра. Так и есть: обледенение. Чудо, что я вообще до сих пор держался в воздухе. Но температура за бортом достаточно высокая, здесь, на низкой высоте. Я видел, как налипший лёд кусками отваливается от скользкой прозрачной плёнки крыльев. Моих сил было достаточно, чтобы держать аппарат в воздухе – но не более того.
Вторую линию я преодолел на высоте меньше километра. Меня не заметили. Очень выручала облачная погода: попробуй-ка разгляди прозрачный бесшумный аппарат на фоне чёрного неба.
До третьей я едва дотянул. Уже думал, что рухну аккурат на позиции артиллерии ПВО, но тут вдруг понял, что аппарат поднимается, будто бы сам по себе. Мне понадобилась почти минута, чтобы сообразить: я поймал восходящий поток.