Земля обетованная

— У вас комната, как у Гетевой Гретхен.

Мада не знала, что ответить, и покраснела до корней волос.

Уходя из дворца, Кароль вновь оглядел эти апартаменты, такие безлюдные, неуютные. Роскошь, безупречная чистота, новизна производили впечатление выставки, где все очень богато, но безвкусно.

Во дворце, кроме Мады, никто не жил — он был построен для показа гостям, для того, чтобы Мюллер мог похвалиться: «У меня есть дворец».

Они спустились вниз. В маленькой комнатке, которая находилась рядом с кухней и служила столовой для всей семьи, пани Мюллер предложила кофе. Кароль стал отказываться, ссылаясь на то, что спешит, но Мюллер забрал у него шляпу и усадил на стул. Пришлось остаться — в глазах Мады была такая красноречивая мольба, что Каролю стало жалко ее огорчать, но все равно он должен был торопиться, так как собирался еще посетить Бухольца.

Во время разговора он попросил Мюллера похлопотать у Шаи о месте для Горна. Фабрикант торжественно обещал, что завтра сам пойдет к Шае, и даже ручался за успех, — они с Шаей были в хороших отношениях.

Пани Мюллер молча подавала всевозможные печенья своего изготовления и то и дело поправляла Маде волосы, золотыми колечками падавшие на лоб, — девушка была так рада, так возбуждена, что все время смеялась, позабыв об этикете. Она даже не могла скрыть того, что Кароль ей нравится, и несколько раз дала ему это понять.

Мюллер тоже был рад гостю, обнимал его за талию, хлопал по колену и подробно рассказывал о своей фабрике.

Кароль делал вид, что эти разговоры его интересуют, терпеливо слушал, отвечал, но по сути все это ему было скучно и его раздражала банальность Мюллеровых рассуждений, которым он вынужден был внимать.

В семье Мюллера явно чувствовались мелкобуржуазные традиции их взгляды, привычки были пронизаны любовью к порядку и чисто немецким трудолюбием. Среди прочих нуворишей они были исключением — миллионы их не испортили, они сохранили скромные потребности и нравы простой трудовой семьи.

— Когда вы будете нашим соседом, вы должны чаще бывать у нас.

— А вы будете жить поблизости? — вся сияя, воскликнула Мада.

— Да, буду. Видите вон тот длинный ряд окон позади фабрики Травинского? — указал Кароль в окно.

— Это же старая фабрика Мейснера!

— Я ее купил.

— Значит, вы будете совсем близко! — обрадовалась Мада и вдруг умолкла, помрачнела; до самого уходя Кароля она уже молчала, только под конец попросила его прийти опять.

Боровецкий клятвенно обещал и так крепко пожал ей руку на прощанье, что все лицо Мады залилось краской, а потом она еще долго смотрела в окно ему вслед.

Теперь Кароль направился прямо к Бухольцу, он шел не спеша, ему было не по себе от сердечности Мюллера и еще больше — от радости Мады. Он шел и улыбался некой смутной мечте, контуры которой все отчетливей проступали в его воображении. Да, он чувствовал, что Мюллер не колеблясь отдал бы за него свою дочь.

Кароль рассмеялся вслух, вспоминая толстого, краснолицего немца в бумазейной куртке, в засаленных панталонах и старых шлепанцах на фоне роскошной гостиной. Да, Мюллер смешон, но ему-то какое до этого дело.

— У Мады бездна природного очарованья да кругленький миллион в придачу! А, к черту! — пробурчал он. — И все же…

И в голове у него замелькали всякие предположения и комбинации, но он быстро их отогнал, вспомнив Анку и ее письмо, которое получил утром и еще не прочитал.

— Вечно какие-то препятствия, вечно ты раб обстоятельств! — прошептал он, входя в кабинет Бухольца.

После недавнего приступа Бухольц стал быстро поправляться он не только уже бывал, как прежде, в своей домашней конторе, но начал и на фабрику захаживать, бродить по цехам, опираясь на палку или на кого-то из служащих. С Боровецким у него сохранились хорошие отношения, хотя тот отказался от места и по нескольку раз на день вступал с Бухольцем в спор.

Старик во всем доверял Каролю, нуждаясь в его помощи до возвращения Кнолля, — зять же, когда его вызвали в связи с болезнью тестя, ответил телеграммой, что приедет лишь в том случае, если старик умрет, а пока он не намерен рисковать успехом своих дел.

Бухольц просматривал большую книгу, которую поддерживал перед ним Аугуст; он только покосился на Кароля, кивнул ему и продолжал проверять статьи бюджета. Кароль молча принялся сортировать корреспонденцию, затем стал просматривать планы и сметы установки дорогого нового оборудования в красильном цехе по его же проекту; работа была срочная, на новых машинах собирались печатать товар уже в следующем зимнем сезоне.

На дворе быстро смеркалось, в парке, видневшемся из окна конторы, становилось все темнее, зашумели деревья; раскачиваясь от ветра, они заглядывали в окна, трясли на свету ветвями, потом распрямлялись опять.