"Об этом много говорят", — сказал он. "И пресса спрашивает меня об этом. Возможно, вы захотите проверить это".
В тот вечер я просмотрел видеоклип на своем ноутбуке. Я был знаком с Сантелли; казалось, он ничем не отличается от большинства говорящих голов, населяющих кабельные бизнес-шоу, представляя смесь рыночных сплетен и вчерашних новостей с убежденностью ведущего ночной рекламы. В данном случае он вел прямую трансляцию с площадки Чикагской товарной биржи, заряженный театральным негодованием и окруженный трейдерами, которые самодовольно аплодировали со своих столов, пока он излагал стандартные тезисы республиканцев, включая (неверное) утверждение о том, что мы будем выплачивать ипотечные кредиты безответственных транжир и тунеядцев — "неудачников", как назвал их Сантелли, — которые влезли не в свое дело. "Правительство поощряет плохое поведение!" — кричал он. "Сколько из вас хотят платить по ипотеке за соседа, у которого есть дополнительная ванная комната и который не может оплатить свои счета?".
Далее Сантелли заявил, что "наши отцы-основатели, такие люди, как Бенджамин Франклин и Джефферсон, то, что мы сейчас делаем в этой стране, заставляет их переворачиваться в своих могилах". Где-то в середине монолога он предложил провести "чикагское чаепитие в июле", чтобы положить конец раздачам большого правительства.
Мне было трудно не отвергнуть все это как то, чем оно и было: легким развлекательным трюком, предназначенным не для информирования, а для заполнения эфирного времени, продажи рекламы и создания у зрителей Squawk Box ощущения, что они настоящие инсайдеры, а не одни из "проигравших". Кто, в конце концов, воспримет всерьез такой половинчатый популизм? Сколько американцев считают трейдеров на Chicago Merc представителями всей страны — трейдеров, которые все еще имеют работу именно потому, что правительство вмешалось, чтобы удержать финансовую систему на плаву?
Другими словами, это была чушь. Сантелли знал это. Это знали и ведущие CNBC, которые с ним переругивались. И все же было очевидно, что трейдеры, по крайней мере, полностью приняли то, что пропагандировал Сантелли. Их не смущал тот факт, что игра, в которую они играли, была подстроена сверху донизу, если не ими, то их работодателями, настоящими воротилами в отделанных деревянными панелями залах заседаний. Их не беспокоил тот факт, что на каждого "неудачника", купившего дом больше, чем он мог себе позволить, приходилось двадцать человек, которые жили по средствам, но теперь страдали от последствий неудачных ставок Уолл-стрит.
Нет, эти торговцы были искренне огорчены, убеждены, что их вот-вот погубит правительство. Они считали себя жертвами. Один даже наклонился к микрофону Сантелли и объявил нашу жилищную программу "моральным ущербом" — использовав экономический термин, который вошел в популярный лексикон, чтобы объяснить, как политика, защищающая банки от растущих убытков, может в конечном итоге поощрить еще большее финансовое безрассудство в будущем. Только теперь этот же термин использовался для аргументации против помощи семьям, которые, не по своей вине, собирались потерять свои дома.
Я выключил видео, чувствуя раздражение. Это был знакомый трюк, подумал я про себя, тот вид риторической ловкости рук, который стал основным приемом консервативных пандитов повсюду, независимо от вопроса: взять язык, который когда-то использовали обездоленные, чтобы подчеркнуть общественную болезнь, и перевернуть его на свой лад. Проблема больше не в дискриминации цветного населения, говорится в аргументе; это "обратный расизм", когда меньшинства "разыгрывают расовую карту", чтобы получить несправедливое преимущество. Проблема не в сексуальных домогательствах на рабочем месте, а в бесчувственных "феминази", бьющих мужчин по голове своей политкорректностью. Проблема не в банкирах, использующих рынок как свое личное казино, и не в корпорациях, подавляющих заработную плату путем уничтожения профсоюзов и перевода рабочих мест в другие страны. Это ленивые и неуклюжие люди вместе со своими либеральными союзниками в Вашингтоне, которые хотят поживиться за счет настоящих "создателей и исполнителей" экономики.
Такие аргументы не имеют ничего общего с фактами. Они были невосприимчивы к анализу. Они уходили глубже, в область мифов, переопределяя справедливость, присваивая себе статус жертвы, наделяя людей, подобных тем торговцам в Чикаго, самым ценным из даров: убежденностью в невиновности, а также праведным негодованием, которое приходит вместе с ней.