Земля обетованная

Самая важная задача президента — обеспечить безопасность американского народа. В зависимости от ваших политических пристрастий и избирательного мандата, вы можете испытывать жгучее желание исправить государственное образование или восстановить молитву в школах, повысить минимальную заработную плату или сломить власть профсоюзов государственного сектора. Но независимо от того, республиканец вы или демократ, единственное, на чем должен зацикливаться каждый президент, источник хронического, неослабевающего напряжения, которое зарождается глубоко внутри вас с момента вашего избрания, — это осознание того, что все зависят от вас, чтобы защитить их.

То, как вы подойдете к решению этой задачи, зависит от того, как вы определите угрозы, с которыми сталкивается страна. Чего мы боимся больше всего? Возможности ядерного нападения со стороны России или того, что бюрократический просчет или сбой в программном обеспечении по ошибке запустит одну из наших боеголовок? Может быть, какой-нибудь фанатик взорвет себя в метро или правительство под предлогом защиты от фанатиков прослушает вашу электронную почту? Это нехватка газа, вызванная перебоями в поставках нефти из-за рубежа, или повышение уровня океанов и поджаривание планеты? Это семья иммигрантов, пробирающаяся через реку в поисках лучшей жизни, или пандемическая болезнь, вызванная бедностью и отсутствием государственных услуг в бедной стране за рубежом, незаметно проникающая в наши дома?

На протяжении большей части двадцатого века для большинства американцев вопрос о том, что и зачем нужно для национальной обороны, казался довольно простым. Мы жили с возможностью нападения со стороны другой великой державы, или быть втянутыми в конфликт между великими державами, или иметь жизненно важные интересы Америки — по определению мудрых людей в Вашингтоне — под угрозой со стороны какого-либо иностранного игрока. После Второй мировой войны были Советский Союз, коммунистический Китай и их (реальные или мнимые) посредники, якобы стремящиеся к мировому господству и угрожающие нашему образу жизни. Затем появились террористические атаки, исходящие с Ближнего Востока, сначала на периферии нашего видения, пугающие, но преодолимые, пока всего через несколько месяцев в новом веке вид разрушающихся в пыль башен-близнецов не заставил проявиться наши худшие опасения.

Я вырос, и многие из этих страхов отпечатались во мне. На Гавайях я знал семьи, которые потеряли своих близких в Перл-Харборе. Мой дед, его брат и брат моей бабушки воевали во Второй мировой войне. Меня воспитывали в убеждении, что ядерная война — это вполне реальная возможность. В начальной школе я смотрел репортажи о том, как олимпийских спортсменов убивали люди в масках в Мюнхене; в колледже я слушал Теда Коппела, который называл количество дней, в течение которых американцев держали в заложниках в Иране. Слишком молодой, чтобы не понаслышке знать о муках Вьетнама, я был свидетелем только чести и сдержанности наших военнослужащих во время войны в Персидском заливе, и, как большинство американцев, я считал наши военные операции в Афганистане после 11 сентября необходимыми и справедливыми.

Но во мне также закрепился другой набор историй — разных, хотя и не противоречащих друг другу — о том, что Америка значит для тех, кто живет за ее пределами, о символической силе страны, построенной на идеалах свободы. Я помню, как в возрасте семи или восьми лет я сидел на прохладном полу нашего дома на окраине Джакарты и с гордостью показывал своим друзьям книжку с картинками Гонолулу с его высотками, городскими огнями и широкими асфальтированными дорогами. Я никогда не забуду удивление на их лицах, когда я отвечал на их вопросы о жизни в Америке, объясняя, что все ходят в школу, где много книг, и нет нищих, потому что почти у всех есть работа и достаточно еды. Позже, будучи молодым человеком, я стал свидетелем того, как моя мать, работая подрядчиком в таких организациях, как USAID, помогала женщинам в отдаленных азиатских деревнях получить доступ к кредитам, и как эти женщины испытывали неизгладимую благодарность за то, что американцам, находящимся за океаном, небезразлична их судьба. Когда я впервые посетил Кению, я сидел с новообретенными родственниками, которые рассказывали мне, как сильно они восхищаются американской демократией и верховенством закона — контраст, по их словам, с трайбализмом и коррупцией, которые поразили их страну.