Земля обетованная

Тем не менее, эта поездка стала отрезвляющим доказательством того, насколько большая часть моего первого срока будет потрачена не на новые инициативы, а на тушение пожаров, возникших еще до моего президентства. На саммите НАТО, например, нам удалось заручиться поддержкой альянса в отношении нашей стратегии Аф-Пак, но только после того, как европейские лидеры подчеркнули, насколько резко их общественность настроена против военного сотрудничества с Соединенными Штатами после вторжения в Ирак, и как трудно им будет заручиться политической поддержкой дополнительных войск. Члены НАТО из Центральной и Восточной Европы также были встревожены вялой реакцией администрации Буша на вторжение России в Грузию и сомневались, можно ли рассчитывать на то, что альянс сможет защитить их от подобной российской агрессии. Они были правы: до саммита я с удивлением узнал, что у НАТО нет планов или возможностей быстрого реагирования, чтобы прийти на защиту каждого союзника. Это был еще один пример маленького грязного секрета, который я открыл для себя как президент, того же самого, что я узнал во время нашего обзора Афганистана, того же самого, что мир узнал после вторжения в Ирак: При всей своей жесткости, "ястребы" администрации Буша, такие как Чейни и Рамсфелд, удивительно плохо подкрепляли свою риторику последовательными, эффективными стратегиями. Или, как более красочно выразился Денис МакДонаф, "откройте любой ящик Белого дома, и вы найдете еще один бутерброд с дерьмом".

Я сделал все возможное, чтобы разрядить обстановку в Центральной Европе, предложив НАТО разработать индивидуальные планы обороны для каждого из ее членов и заявив, что когда речь идет о наших взаимных обязательствах по обороне, мы не должны делать различий между младшими и старшими членами альянса. Это должно было означать еще больше работы для наших перегруженных сотрудников и военных, но я старался, чтобы это не слишком повышало мое кровяное давление. Я напомнил себе, что каждый президент чувствует себя обремененным выбором и ошибками предыдущей администрации, что 90 процентов работы — это преодоление унаследованных проблем и непредвиденных кризисов. Только если ты делаешь это достаточно хорошо, дисциплинированно и целенаправленно, у тебя есть реальный шанс сформировать будущее.

К концу поездки меня беспокоил не столько конкретный вопрос, сколько общее впечатление: ощущение, что по целому ряду причин — некоторые из них мы сделали сами, некоторые — вне нашего контроля — обнадеживающая волна демократизации, либерализации и интеграции, охватившая весь мир после окончания холодной войны, начинает спадать. Старые, более мрачные силы набирают силу, а стрессы, вызванные затяжным экономическим спадом, могут еще больше усугубить ситуацию.

Например, до финансового кризиса Турция казалась страной, находящейся на подъеме, примером положительного влияния глобализации на развивающиеся экономики. Несмотря на историю политической нестабильности и военных переворотов, эта мусульманская страна, в которой большинство населения исповедует ислам, с 1950-х годов в значительной степени поддерживала отношения с Западом, сохраняя членство в НАТО, регулярные выборы, рыночную систему и светскую конституцию, закрепляющую современные принципы, такие как равные права для женщин. Когда нынешний премьер-министр Реджеп Тайип Эрдоган и его Партия справедливости и развития пришли к власти в 2002–2003 годах, выступая с популистскими и зачастую откровенно исламскими призывами, это вызвало недовольство светской политической элиты Турции, в которой доминировали военные. В частности, открытая симпатия Эрдогана к "Братьям-мусульманам" и ХАМАС в их борьбе за независимое палестинское государство также заставила Вашингтон и Тель-Авив нервничать. Тем не менее, правительство Эрдогана до сих пор соблюдало конституцию Турции, выполняло свои обязательства перед НАТО и эффективно управляло экономикой, даже инициировало ряд скромных реформ в надежде получить право на членство в ЕС. Некоторые наблюдатели предполагали, что Эрдоган может предложить модель умеренного, современного и плюралистического политического ислама и альтернативу автократиям, теократиям и экстремистским движениям, характерным для региона.