Земля обетованная

Другими словами, Рузвельт понимал, что для достижения эффективности управление не может быть настолько антисептическим, чтобы отбросить основные вещи политики: Нужно было продавать свою программу, вознаграждать сторонников, давать отпор противникам, усиливать факты, которые помогали делу, и при этом искажать детали, которые не помогали. Я задавался вопросом, не превратили ли мы каким-то образом добродетель в порок; не попал ли я в ловушку собственных высоких побуждений, не смог ли я рассказать американскому народу историю, в которую он мог бы поверить; и смогу ли я, уступив политическое повествование своим критикам, вернуть его обратно.

После более чем года беспрерывных плохих экономических показателей, мы наконец-то получили проблеск надежды: Отчет о занятости за март 2010 года показал, что экономика получила 162 000 новых рабочих мест — первый месяц стабильного роста с 2007 года. Когда Ларри и Кристи Ромер вошли в Овальный кабинет, чтобы сообщить эту новость, я похлопал им обоим в кулак и объявил их "Сотрудниками месяца".

"Получим ли мы за это памятную доску, господин президент?" спросила Кристи.

"Мы не можем позволить себе мемориальные доски", — сказал я. "Но ты сможешь властвовать над остальными членами команды".

Апрельские и майские отчеты также были положительными, предлагая дразнящую возможность того, что восстановление, возможно, наконец-то набирает обороты. Никто из нас в Белом доме не считал, что уровень безработицы свыше 9 процентов требует победного шага. Тем не менее, мы согласились, что экономический и политический смысл в том, чтобы в моих речах более настойчиво проецировать ощущение поступательного движения вперед. Мы даже начали планировать общенациональное турне в начале лета, в котором я буду рассказывать об общинах, переживающих подъем, и о компаниях, которые снова нанимают работников. Мы назвали это "Лето восстановления".

Вот только Греция взорвалась.

Хотя финансовый кризис зародился на Уолл-стрит, его последствия для Европы оказались не менее серьезными. Спустя несколько месяцев после того, как мы заставили экономику США снова расти, Европейский Союз по-прежнему находился в рецессии, его банки были хрупкими, основные отрасли промышленности еще не восстановились после огромного спада мировой торговли, а безработица в некоторых странах достигала 20 процентов. Европейцам не пришлось столкнуться с внезапным крахом жилищной индустрии, как нам, и их более щедрые системы социальной защиты помогли смягчить последствия рецессии для уязвимых слоев населения. С другой стороны, сочетание повышенных требований к государственным услугам, сокращение налоговых поступлений и продолжающиеся спасения банков оказали серьезное давление на государственные бюджеты. И в отличие от Соединенных Штатов, которые могли дешево финансировать растущий дефицит даже в условиях кризиса, поскольку инвесторы, избегающие риска, спешили купить наши казначейские векселя, таким странам, как Ирландия, Португалия, Греция, Италия и Испания, было все труднее брать кредиты. Их попытки успокоить финансовые рынки путем сокращения государственных расходов привели лишь к снижению и без того слабого совокупного спроса и углублению рецессии. Это, в свою очередь, привело к еще большему дефициту бюджета, потребовало дополнительных заимствований по все более высоким процентным ставкам и еще больше взбудоражило финансовые рынки.

Мы не могли позволить себе быть пассивными наблюдателями всего этого. Проблемы в Европе существенно тормозили восстановление экономики США: В конце концов, Европейский Союз был нашим крупнейшим торговым партнером, а финансовые рынки США и Европы были практически соединены в одно целое. На протяжении большей части 2009 года мы с Тимом призывали европейских лидеров предпринять более решительные действия для оздоровления экономики. Мы советовали им раз и навсегда решить проблемы со своими банками ("стресс-тест", который регуляторы ЕС применили к своим финансовым институтам, был настолько халтурным, что пара ирландских банков нуждалась в спасении со стороны государства всего через несколько месяцев после того, как регуляторы признали их устойчивыми). Мы подтолкнули все страны ЕС с более устойчивыми балансами к проведению стимулирующей политики, сравнимой с нашей собственной, чтобы запустить инвестиции в бизнес и повысить потребительский спрос на всем континенте.