Земля обетованная

Осенью 1916 года она снова начала вести дневник, который забросила с началом войны. Теперь ей уже не требовалось прятать его в сундуке Леонтины: мисс Бринкер уважала ее независимость и мадам Форжо больше не наведывалась к ней в башню.

Дневник Клер

10 октября 1916. – «Слезы в сердце моем, / Плачет дождь за окном. / О, какая усталость / В бедном сердце моем!»[37] Когда-нибудь дети, возможно, прочтут в школьных учебниках: «Великая европейская война длилась пять лет», и преподаватели, подумав о Семилетней войне, о Тридцатилетней войне, о Столетней войне, прокомментируют ее так: «Эта великая война была короткой войной». Но мы, ее современники, скажем: «О господи, как же долго тянется эта война!» Мне кажется, за год она не продвинулась ни на шаг! Единственное новое событие – Верден, доказавший стойкость Франции. Теперь уже всем ясно, что «они не пройдут», а мы победим. Да, все так, но сколько времени понадобится для этого? А ведь моя молодость уходит, и самые прекрасные свои годы я провожу в заточении.

Я часто спрашиваю себя, в чем смысл происходящего. На парадной аллее Сарразака есть большой муравейник. Каждый день я останавливаюсь около него и слежу за безостановочной суетой муравьев. Они бегут широкой колонной, волоча за собой мертвых насекомых, щепочки, соломинки. Забавы ради я преграждаю им дорогу кончиком своего кружевного зонтика и думаю при этом: «Каждое из этих крошечных существ уверено, что выполняет наиважнейшую задачу. Каждое спасает свой муравейник и весь мир. А ведь стоило бы мне полить их кипятком из лейки, я уничтожила бы весь этот народец с его гордыми амбициями». Так почему же Господь не уничтожает наши дурацкие муравейники?

14 октября 1916. – Я написала: «Почему же Господь не уничтожает наши дурацкие муравейники?» И нынче утром получила ответ. Я спустилась в деревню на мессу, находясь в том состоянии духовной пустоты, которая иногда иссушает мне сердце. Более чем посредственная проповедь бедного господина кюре, который дряхлеет на глазах, совсем не улучшила моего настроения, как вдруг наш органист Марсель Гонтран заиграл фугу Баха. Это было так прекрасно, так благородно просто, что я сразу почувствовала, как что-то встрепенулось во мне – и спасло. Все стало ясно. Внезапно я поняла, что человек – если он может быть Бахом, или Шекспиром, или Расином – «бесконечно выше человека»…[38] и муравья. Но, увы, как же трудно достичь этих высот духа и разведать все их сокровища!

По окончании мессы мама остановилась, чтобы перекинуться несколькими словами с мадам де Савиньяк. Вот уже месяц, как та приютила у себя молодую женщину с двумя детьми, беженцев с севера страны. Я уже и до этого долго разглядывала в церкви эту мадам Реваль: у нее умное, просветленное лицо. Я видела, что музыка ей нравится так же, как мне, но до сих пор мы никогда не разговаривали. Однако этим утром она подошла ко мне со словами:

– Не правда ли, это было прекрасно? Даже в парижских церквях нечасто услышишь такого органиста.

– А знаете ли вы, – спросила ее моя мать, – что это его жена Жанна Гонтран пела сегодня Kyrie?[39]

– У нее чудесный голос.

– Да, – подтвердила мама. – Эта особа на редкость красива и на редкость распутна. Весь Лимож зовет ее Гарантией Сходства: у нее пятеро детей, старший из которых – вылитый портрет ее мужа, зато четверо остальных непреложно свидетельствуют о ее четырех романах.

Я почувствовала, что госпожу Реваль уязвила эта «сплетня», принижавшая человека, которому мы были обязаны столь глубоким переживанием. Отстав от мамы, которая вместе с мадам де Савиньяк направлялась в кондитерскую, я пошла следом, бок о бок с мадам Реваль.

– Эта музыка каждое воскресенье врачует мне душу. Она так глубоко и так возвышенно религиозна, – сказала она.

– Да, – ответила я; ее серьезность вызвала у меня доверие. – Она напоминает, что есть такой мир, где все низкие стороны нашего мира не имеют никакого значения.

Мадам Реваль положила мне руку на плечо – обыкновенно этот жест заставляет меня отстраниться – и взволнованно ответила:

– Как это верно! И знаете, эту же мысль я однажды нашла в замечательном изложении – в «Песни Мира» Кристиана Менетрие. Вы читали эту книгу? Нет?.. Ну, слушайте: Менетрие старается показать в ней, что так же как чистота песни присутствует, оставаясь неуловимой, в крике, так и Бог присутствует в каждом из нас и во всем мире и только ждет, чтобы истинно религиозные сердца распознали Его там.

– Мне хотелось бы прочитать эту книгу, – сказала я. – Мне кажется, в ней есть то, что я смутно чувствую, но не могу сформулировать.

– Буду рада доставить вам это удовольствие, – ответила мадам Реваль. – Но есть еще кое-что, чего вы не знаете: я интересуюсь вами с первого дня моего приезда сюда. Вы так загадочны.

– Я? Почему загадочна?

– Не знаю… Эти светлые волосы, эти голубые глаза – иногда такие ледяные, эта белоснежная кожа… Вы выглядите какой-то нереальной.

Я ответила:

– Как странно, что вы это сказали: я и впрямь чувствую себя такой нереальной.