Морган смотрел, как Билл шепчет не совсем понятные фразы.
— Ты спятил? — через секунду спросил он.
— Там глубоко отец лежит, — продекламировал вдруг Билл. — Как насчет этого?
— Забудь об этом и продолжай, — фыркнул Морган. — Что насчет прецедента?
— Ну, скажем, один раз таким уже занимались. Вот и все. И нам не помешает, если мы воспользуемся тем, что узнали наши предшественники. Многого мы не найдем. В легендах все зашифровано. Но мы точно знаем, что кем бы на самом деле ни были Фауст и Мефистофель, и как они добились того, чего и мы, у них возникли проблемы. Казалось, что, до определенного момента, эксперимент протекал успешно, но затем все пошло прахом. В легендах говорится, что Фауст потерял душу. Что это значит, по правде, я не знаю. Но, думаю, наши опыты уже показывают первые признаки того, что мы теряем контроль, и могу предположить, что однажды мы узнаем, что скрыто в шифре. Но я не хочу ради этого пожертвовать отцом.
— Мне очень жаль. — Морган вытащил изо рта недокуренную сигарету. — Есть ли смысл говорить, что у тебя просто разыгралось воображение? Или ты уже приравнял меня к Мефистофелю?
— Сомневаюсь, что тебе нужна его душа, — улыбнулся Билл. — Но, знаешь, пару веков назад у тебя бы возникли проблемы. В гипнозе есть нечто... магическое. Особенно, в том, которому ты подвергаешь Руфуса. — Внезапно он посерьезнел. — Тебе приходится уводить его разум... очень далеко. Но что он там находит? Как выглядит время? Каково это — стоять лицом к лицу со временем?
— Ой, кончай, Билл. Лучше переживай за свой разум, С Руфусом все в порядке.
— Точно, Мефисто? Уверен? Ты знаешь, куда уходит его разум, когда ты вводишь отца в гипноз?
— Откуда мне знать? Никто не знает. Сомневаюсь, что Руфусу самому это известно, даже когда он спит. Но это работает. Только это имеет значение. Время нельзя ощутить, если только мы не вообразим его.
— Знаю. Его не существует. По Руфус видел его. Руфусу отлично известно, что это такое. Руфусу... и Фаусту.
Билл посмотрел на фотографию, стоящую на каминной полке.
Весна в этом году пришла рано. Дожди смыли остатки снега, и длинная извилистая улица за окнами дома Уэстерфилдов уже начала скрываться в распускающей листве. Привычным образом зима уступала дорогу весне, но в первый раз в современной истории человека за зимой жизни следовала невероятная осень.
Билл больше не думал о человеке в спальне, как о своем отце. Он стал Руфусом Уэстерфилдом, приятным на вид незнакомцем, хотя память поспевала за обратным движением времени, и в разговоре он казался совершенно обычным. Руфус был здоровым, энергичным и красивым незнакомцем. Плоть вернула себе молодость, чтобы заполнить подтянутое тело, которое помнил Билл. Ему не казалось, что отец в молодости был таким физически крепким, но, разумеется, стоит учесть, что медицина сильно продвинулась за это время. И, как напомнил Морган, суть была не в том, чтобы воссоздать молодого Руфуса, а в том, чтобы просто вернуть его утраченные силы.
Изменения лица удивляли больше всего. Тело человека может измениться и по нормальным причинам, но вот лицо, форма лба, носа и подбородка всегда одинаковы. Но в случае Руфуса выходило иначе.
— Его и, правда, будто подменили, — признал Морган.
— Пару месяцев назад, — заметил Билл, — ты отрицал это.
— Не совсем так. Я отрицал то, как ты это толковал. И до сих пор отрицаю. Изменения произошли по определенным причинам, вполне ясным причинам, не имеющим ничего общего с магией, воздействием гипноза или договору с дьяволом. Мы просто пока не знаем, что вызвало эти изменения.
— Самое странное то, что Руфус, кажется, не замечает, что стал другим, — пожал плечами Билл.
— И очень хорошо, мой друг, что он не знает об этом.
Билл задумчиво посмотрел на Моргана.
— Нужно подождать. — Он замялся. — Мы не можем позволить себе лезть в... в противоречия разума, пока не убедимся насчет тела. Нельзя привлекать кого-то со стороны, по крайней мере, пока у нас есть хоть какой-то выход. Нам будет сложно объяснить психиатру, что скрывается за этими отклонениями.
— Иногда, — сказал Морган, — я жалею, что мы решили никому не рассказывать об этом. Но, думаю, у нас не было выбора. И не будет, пока мы не сможем написать «что и требовалось доказать».
— До этого нам предстоит сделать еще очень многое. Если у нас, вообще, получится. Если сила потока времени не окажется слишком мощной для нас, Пит...
— Опять занервничал? Не волнуйся, Руфус остановится на тридцати пяти. Еще одна серия уколов, затем, скажем, месяц на восстановление гормонального баланса, и он будет стареть вместе с нами. Если бы он не был твоим отцом, ты бы так не дергался.
— Может, и не дергался бы. Может, ты и прав. — В голосе Билла послышалось сомнение.