— Забавно, — послушав часы пару секунд, сказал Морган. — Интересно, это совпадение? Ты слышишь едва заметный стук между тиками?
Они снова прислушались.
— Они очень старые, — сказал Билл. — Возможно, с ними что-то не так. Вообще, я хотел, чтобы ты посмотрел на секундную стрелку. Видишь?
Длинная стрелка поворачивалась очень медленно. Она не соответствовала ходу двух других. Суть предположения состояла в том, что Руфус где-то нашел ее и весьма бессмысленно добавил к изначальной конструкции, поскольку, пока они смотрели, стрелка прыгнула на три секунды, а потом продолжала медленно ползти. Чуть дальше она прыгнула снова. Затем, совершив почти полный оборот, скакнула на пять секунд.
— Надеюсь, Руфус не засекает по ним время, — пробормотал Морган. — К счастью, он не зарабатывает себе на жизнь починкой часов. В чем тут смысл?
— Хотел бы я знать. Разумеется, я спрашивал, и он ответил, что просто чинит их. По крайней мере, это походило на правду. Смотри, вот тут кое-что странное. — Билл наклонился и открыл стеклянную дверцу. — Приглядись. Совсем крошечные. Тут и вон там, видишь?
Нагнувшись, Морган различил на циферблате часов, расположенные на разном расстоянии от цифр, группы очень маленьких цветных отметок. Красные, зеленые и коричневые, крошечные и замысловатые, с загнутыми хвостиками, словно в персидской письменности. Они шли по всему циферблату, разноцветные и загадочные. Морган дернул себя за усы и присмотрелся к неправильной секундной стрелке, идущей рывками. Всякий раз, когда она прыгала, то оказывалась над одним из разноцветных иероглифов.
— Это не может быть совпадением, — через секунду сказал Морган. — Но в чем смысл? Что показывает эта стрелка? Ты спрашивал его?
Билл пристально посмотрел на друга.
— Нет, — наконец, ответил он, — не спрашивал.
— Почему же? — прищурившись, спросил Морган.
— Не знаю. Может быть... может быть, я не хотел знать. — Он закрыл стеклянную дверцу. — Выглядит безумно. Но когда дело доходит до приборов, измеряющих время... Ну, я бы не удивился, узнав, что Руфус знает об этом побольше нас. — Билл сделал паузу. — Ты отправил его разум исследовать время, — сказал он почти осуждающим тоном.
— Ты теряешь видение ситуации в целом, Билл, — покачал головой Морган.
— Возможно. А... что ты думаешь о шахматном столике?
Они тупо посмотрели на столик. Расположение аккуратных отметок в квадратах не имело никакой закономерности, хотя казалось, что для разума, сделавшего их, предназначение черточек было весьма ясным.
— Может, он просто пытался решить какую-то шахматную задачу, а? — предположил Морган.
— Я уже подумал об этом. Я как-то спросил его, не хочет ли он сыграть партию, а он ответил, что не умеет играть, и не желает тратить время, чтобы научиться. Именно тогда он выгнал меня из комнаты. Возможно, это как-то связано с часами. Знаешь, что я думаю, Пит? Если часы измеряют время, то, может быть, квадраты измеряют дни. Как календарь.
— Но почему Руфус не взял для этого обычный календарь?
— Не знаю. Я не психиатр. Впрочем, у меня есть одна мысль. Предполагаю, что во время сеансов гипноза ему показалось, будто он видел нечто, которое... встревожило его. Скажем, он, действительно, что-то увидел. Постгипнотические приказы не позволяют ему сознательно вспомнить это, но подсознательно он еще встревожен. Не могло ли это выразиться в бесцельной работе с предметами, связанными со временем? И если да, думаешь, он сможет внезапно вспомнить, что кроется за его действиями?
Морган серьезно посмотрел на Билла через столик и икающие часы.
— Послушай. Послушай меня. Ты теряешь здравый взгляд на вещи. Ты ничем не поможешь Руфусу, если позволишь себе застрять в болоте мистицизма.
— Пит, что ты знаешь о Фаусте? — внезапно спросил Билл.
Если он ожидал услышать негодование, то весьма удивился.
Морган скривился, вокруг его рта собрались глубокие морщины.
— Да. Я почитал про него в энциклопедии. Интересно.
— Давай на минуту предположим, что в основе легенды лежит реальный факт. Предположим, что три сотни лет назад жили два человека, устроивших тот же эксперимент и записав результаты неким шифром. Ничего не напоминает?
— Да, в общем-то, ничего, — нахмурился Морган. — В основе легенды лежит старая средневековая легенда, что знание — это зло. «От древа познания добра и зла, не ешь плоды его». Фауст, как и Адам, соблазнился, вкусил плод и был за это наказан. Мораль достаточно проста и заключается в том, что знать слишком многое — это то же самое, что идти против Бога и природы, и за этим последует кара.