Земля обетованная

Она наклонилась, чтобы пролезть в низкий проем, и забралась внутрь, усевшись на слишком маленькое сидение. Фентон всегда чувствовал себя не в своей тарелке рядом с этими большими, дружелюбными и спокойными людьми. Это был их мир, а не его. Если кто-нибудь тут и обладал ненормальным ростом, так это он, а не ганимедиане.

— Так что, Бен? — спросила она — ее голос прозвучал вместе со слабой вибрацией мембраны динамика в шлеме Фентона. Он улыбнулся и покачал головой. Ему не казалось, что он влюблен в Кристин. Это было бы так нелепо. Они могли говорить только через металл и касаться друг друга только через стекло или ткань. Даже воздух не подходил для них обоих. Обдумав возможность любви, он иронично ухмыльнулся.

Фентон в мельчайших подробностях рассказал, что произошло, и его мозг немного прояснился, пока он говорил.

— Думаю, мне надо было подождать, — сказал он. — Теперь-то мне это понятно. Нужно было держать рот на замке, пока не прошел бы хотя бы месяц с тех пор, как я снова на Ганимеде, чтобы успеть прозондировать почву. Кажется, я просто вышел из себя, Кристин. Если бы я узнал обо всем еще на Земле... если бы ты могла написать...

— Через почтовую службу космопорта? — горько спросила она. —Даже входящие письма теперь подвергаются цензуре.

Фентон кивнул.

— Так что планеты продолжают считать, что мы сами попросили перемены, — продолжала она. — Считать, что мы не справились на Ганимеде и сами захотели вернуться в приюты. Ох, Бен, это то, что мы ненавидим больше всего. У нас все идет так хорошо... вернее, шло, пока... — Кристин замолкла.

Фентон дотронулся до кнопки, заводящей двигатель, и развернул трактор на сто восемьдесят градусов так, чтобы перед ними оказалась широкая равнина внизу. Они отвернулись от Блока, и, не считая пятен в бирюзовой дымке там и тут, где другие теплые долины выдыхали влагу и испарения цветущих растений, в заснеженных холмах не было брешей — башен, марширующих по планете длинной колонной.

— Он знает, что в приютах мы умрем? — спросила Кристин.

— А вы и, правда, умрете?

— Думаю, да. Многие из нас точно. И, думаю, у нас больше никогда не будет детей. Можно будет забыть о прапраправнуках, которые, возможно, снова смогут ходить по Ганимеду и не дадут расе вымереть. Разумеется, мы не станем убивать себя сами. Даже не будем совершать расовый суицид. Мы не хотим умирать... но и не будем хотеть жить — в приютах.

Кристин повернулась на гладком сиденье трактора и встревоженно посмотрела на Фентон через стекло его шлема.

— Бен, если планеты узнают... если мы сможем передать им информацию — думаешь, они помогут? Кому-нибудь есть дело? Думаю, кому-то небезразлично. Возможно, не тем, кто родился на Земле. Те просто не смогут понять. Но обитатели других Центрифуг поймут. Ради их же безопасности, Бен, думаю, им придется нам помочь — если они узнают. Это могло произойти с любой группой, подобной нашей. Бен...

Краем глаза Кристин заметила тень, скользящую по снегу, и повернула голову, чтобы узнать, что это.

Затем трактор подбросило...

Фентон смутно услышал, как металл вокруг него рвется о камни, скрытые под снегом, по которому они скользили. В гулкой неподвижности, пока трактор завис на одной гусенице, прежде чем упасть, он ощутил во рту вкус крови, почувствовал вес Кристин, давящий на плечо и увидел черный контур своей руки и растопыренных пальцев, прижавшихся к стеклу, лежащем на белом снегу.

Трактор перевернулся еще раз, грохнувшись на гусеницы, и помчался вниз, набирая скорость и все сильнее трясясь с каждым толчком. Голубая крылатая тень вернулась и опять пролетела над ними.

Темные руки на фоне белого снега двигались быстро. Фентон видел, как они поворачиваются, тянут и ловко хватают рычаги, которые он едва ли чувствовал. Работавший на холостом ходу двигатель взревел, и трактор понесся по целине склона.

Затем грянул второй взрыв.

Задняя часть трактор подлетела, и Фентон с девушкой ударились об амортизированную панель управления и толстое, ударопрочное стекло, которое сорвалось с креплений и исчезло где-то в ярком вихре снаружи. Гусеницы заскрежетали, когда трактор заскользил по голым камням, а снег вокруг закипел настоящим ураганом. Трактор снова помчался к самой границе склона и, раскачиваясь, завис над тридцатиметровым обрывом.

Наступил миг, ощущавшийся, как свободное падение. Фентон нашел время решить, верно ли подсказывали ему инстинкты. Падение было лучшим выбором. Внутренность трактора был прочной, ударопоглощающей, и они переживут падение с большей вероятностью, чем еще один взрыв бомбы.

Затем трактор ударился о землю, перевернулся, и ударился еще раз, что вызвало лавину льда, камня и снега. Толчки сменились грохотом бомб, потом наступила абсолютная темнота и полное безмолвие.

Никто из них не сумел бы выжить в одиночку. Потребовались ганимедианские сила, живучесть и стойкость, чтобы Кристин не получила серьезных травм, а также знание техники и яростный, всепоглощающий гнев Фентона.