Земля, омытая кровью

Я увидел среди добровольцев много грузин, армян, азербайджанцев. Кавказцы за прошедшие два месяца доказали, что они готовы не хуже бывалых моряков постоять за родную землю.

В строю я увидел сержанта Менагаришвили. Подошел к нему и начал откровенный разговор:

— Рад вас видеть здесь, Григорий Есифович. Рад за ваше мужество и решимость. Но давайте поговорим начистоту… Все ли вы хорошо обдумали?

Я думал в этот момент о том, что он — отец троих детей и, может быть, не стоит ему сейчас отправляться на столь рискованное дело.

Но Менагаришвили молча смотрел на меня, не понимая вопроса.

— Я, конечно, обдумал… — начал он растерянно.

— Подумали о риске, об опасности? Прыгать почти наверняка придется в воду, а потом — трудный бой…

Тут мой собеседник сразу вспыхнул:

— Знаю, товарищ полковник. Все знаю! Все равно пойду! Разве Менагаришвили вас подводил?

Комбриг решил: раз пришло столько добровольцев, создать четыре штурмовых отряда.

Морская душа

Вечером мы с Красниковым возвращались из штаба. Жили мы вместе в одной из квартир нефтегородка, оставленной эвакуированными жителями. Город был, как всегда, погружен в темноту. Фашисты продолжали его часто бомбить, и оставшиеся жители тщательно соблюдали светомаскировку. Я подумал о том, какое счастье придет в эти дома, когда можно будет убрать с окон черные непроницаемые занавески и без тревог смотреть в звездное небо… Но сколько еще усилий и жертв потребуется от нас ради этого!

Придя в свое не очень уютное жилище, мы с Дмитрием Васильевичем стали обсуждать планы на завтра. Вдруг раздался телефонный звонок. Красников снял трубку и, прикрыв ее рукой, шепнул мне: «Из штаба флота…» Потом я увидел на его лице улыбку. Он кого — то благодарил.

Повесив трубку, Дмитрий Васильевич сообщил, что ему присвоено сразу два звания.

— Про одно я знал: недавно представляли меня к званию подполковника. А вот второе — сюрприз: дали звание заслуженного мастера спорта СССР. Ни за что бы не подумал!

— Но это же замечательно! — воскликнул я. — Значит, следили в спортивном ведомстве и за успехами твоей «сборной флота». Она ведь и честь черноморцев, и славу спортсменов берегла и умножала. Поздравляю!

Утром к нам зашел Рыжов, принес записанную радистом сводку Совинформбюро. Вести были хорошие, как и в течение всего последнего месяца.

Гитлеровцы еще не могли прийти в себя после удара на Волге и Дону, и наши войска всюду развертывали активные наступательные операции. Решающие бои, теперь уже с явным перевесом на нашей стороне, продолжались на Кубани и Кавказе. После освобождения Кисловодска наши части нигде не давали врагу закрепиться. 21 января был освобожден от захватчиков Ставрополь, 23 января наши войска вступили в Армавир, 26 января — на станцию Кавказская, 30 января — в Тихорецк.

Северная группа войск Закавказского фронта в эти дни была преобразована в Северо — Кавказский фронт, развернувший бои на просторах Кубани. Войска нового фронта отрезали гитлеровцам путь отхода на Ростов.

Наша Черноморская группа войск, начавшая большое наступление 11 января, действуя на широком фронте, вела очень трудные бои. Перед нею оборонялась 17–я немецкая армия, в которую входили 17 дивизий, 5 отдельных полков и 12 отдельных батальонов. Гитлеровцы располагали огромным количеством боевой техники и сопротивлялись с отчаянным упорством.

Наступлению наших войск мешала и погода. Зима была мокрая. Почти непрерывно шли дожди. Их сменял сырой снег, сразу же таявший. Всюду — слякоть, бездорожье, самые невыгодные условия для наступающих. И все же черноморцы неудержимо двигались на врага. Главный удар по фашистским полчищам наносился на краснодарском направлении. К концу января наши войска, выйдя на левый берег реки Кубань, завязали бои на дальних подступах к Краснодару с юга.

Мы в Туапсе радовались успехам Черноморской группы, гнавшей врага на север, и думали: а вот тут, под боком у нас, осиное гнездо, из которого выбить врага пока не удается.

По очередной сводке Совинформбюро, в которой сообщалось, в частности, о боях за Тихорецк, мы с Рыжовым решили провести в подразделениях политинформации.

Направляясь в батальоны, я читал на домах и заборах, где размещались роты 16–го батальона, четко написанные на фанерных щитах лозунги. Один из них призывал: «Встретим 25–ю годовщину Красной Армии и Военно — Морского Флота образцовым выполнением боевого задания!» На других щитах было написано: «Бей фашистов так, как бьет их герой нашего батальона Григорий Менагаришвили!», «Фашистов меньше — к победе ближе!», «Фашист, убитый тобою под Новороссийском, не будет стрелять в тебя на Тамани».

Зайдя в один из домов, я увидел группу бойцов, окруживших сержанта Менагаришвили. Они сидели на краю нар, внимательно слушая агитатора. Менагаришвили говорил по — русски, иногда переходил на грузинский. Рассказывал он о боях под Шапсугской и на высоте Кочканово, Закончив рассказ, достал из кармана шинели аккуратно свернутую «Правду» и сказал:

— А теперь я почитаю вам, что пишет про моряков писатель Леонид Соболев.

Осторожно развернув газету, он начал читать: