Земля – Паладос

Внутри что-то дернулось, словно оборвалась тонкая нить, на которой висело само мироздание. На что он намекает? Что это значит?

«Отпусти. Дай мне умереть».

— Отвечай.

«Я уже ответил».

— Мне нужен четкий ответ. Кто?

Габриель изо всех сил вдавил амулет в лоб бездыханного тела надсмотрщика.

«Пусти-и-и-и-и-и-и!!!» — в голосе Призрака звучала теперь настоящая боль.

— Кто тебя выпустил? Кто вас отпускает? Кто помогает вам?

«Отпусти меня!!!»

Амулет вновь налился красным, будто раскаленный металл, потом начал белеть. Снова потух и снова вспыхнул, словно пульсирующее сердце, словно запертая дверь, в которую с разбегу вламываются плечом, пытаясь вышибить ее изнутри. А сил у запертого все меньше, и удары в дверь все тише.

— Кто вам помогает? — повторил Габриель. Его трясло.

«Пусти…» — голос запертого Призрака донесся едва слышно. Так звучит легкий спрятавшийся в осенней листве ветерок.

— Кто?

«Церковь…»

Священник отпрянул, амулет упал на пол. И Габриель почувствовал, что присутствия больше нет. Призрак ушел, причем ушел навсегда. Умер. Габриель взял амулет и поднялся на ноги.

Их много, и все хотят открыть врата. Что будет, если два мира соединятся? Если Призраки нагрянут сюда всем скопом? Если Призраков будет в сотни раз больше, с ними не справится никакая Церковь Света. Церковь Света, которая ловит Призраков. Их ловят и отпускают. На что намекал этот бестелесный? Неужели возможна такая ситуация, при которой Церковь Света сама выпускает призраков? Но зачем? Чтобы поймать и почить на лаврах? Но Церковь и без того всесильна, ей не надо самоутверждаться таким изощренным образом. Или надо?

Стоп. Подумать так — значит проиграть. Значит, податься врагу. Если враг мертв, но посеял сомнение, значит, он тем не менее победил. Победил его, священника-следователя Церкви Света. Нет, не дождетесь. Он так просто не проигрывает. С ним вера и Церковь. А все остальное… Он вернется на Землю, там ему все объяснят. Брат Джон, например. У брата Джона доступ к информации более высокого уровня, и он не бросит брата по вере в неведении и сомнении.

Убеждение в правоте снова окрепло. Но отчего-то вдруг накатила дикая усталость. Напомнили о себе и ноющие ребра раненого бока, и выбитое колено, и много раз ушибленное тело.

Повязав амулет на шею, брат Габриель направился к выходу. Следом за ним двинулись многочисленные отражения.

Возвращаться пришлось той же дорогой, а вот стрелять — всего однажды. Случайно нарвался на одинокого каторжника, без стеснения справлявшего нужду прямо посреди коридора.

В закутке, где оставил Топора со спутом, тоже все было тихо. Только вход в карман украсили свежие трупы. Габриель заволновался, но напрасно. Топор уже вынырнул из-за ящика и махал рукой. Живой и здоровый.

Священник поспешил навстречу. При ближайшем рассмотрении проводник оказался сильно взволнован.

— Ему совсем плохо, — тихо предупредил он, кивнув на спута.

Габриель подошел и встал на колени перед синим инопланетянином. Спут весь покрылся испариной. Синяя кожа его приобрела серо-голубой оттенок. Глаза бешено метались под опущенными веками.

— Как ты, дружище? — спросил Габриель тихо, беззвучно, одними губами.

Глазные яблоки прекратили свое вращение. Веки медленно поползли в стороны, открывая перед умирающим спутом маленький кусочек огромного мира.

— Уже почти, — тихо произнес 100 ГЦ. — Ты поймал Призрака?

— Я убил его.

— Напрасно.

— Молчи, тебе не стоит говорить сейчас. — Габриель почувствовал, как к горлу снова подбирается ком.

Спут сверкнул глазами.

— Именно сейчас и стоит. Потом поздно… — 100 ГЦ замолчал на секунду, продолжил с некоторым усилием: — Я тебя простил. За то, что ты не умеешь слушать. И за то, что не можешь определиться, какую воду тебе принести. И даже за то, что пропадаешь… тем более, что я сам сейчас пропаду… Но это не страшно. Даже интересно получить новую информацию… Столько предположений, что там потом. А я вот сейчас возьму и точно узнаю…

— Не говори глупостей. Тебя вылечат. Есть же здесь медицинский отсек. И не один. Я видел.

Голос предательски дрогнул, и Габриель замолчал.

— Не вылечат. Я только ждал… с тобой попрощаться… Теперь уже все…

Сто градусов по Цельсию замолчал. Голова спута безвольно свалилась набок, глаза застыли с интересом, словно уже видел какой-то потусторонний мир. Священник молча провел ладонью по серо-синей физиономии, опуская веки.

В носу защипало. Спут расплылся, по щеке пробежала горячая дорожка. Габриель с удивлением понял, что плачет. Плачет впервые за много лет.

— Всё, — произнес он и встал.

Топор смотрел на священника с недоумением. Подобного проявления чувств он мог ждать от кого угодно, только не от представителя Церкви Света. Эти всегда были уравновешены и непробиваемы.

— Он мне жизнь спас, — сказал зачем-то Габриель, промокая слезящиеся глаза. — А я ему в последнее время слова доброго не сказал ни разу, все ворчал на него. Он зануда был страшный, раздражал, но…

Священник пожал плечами. Почему ему стало больно и тоскливо до волчьего воя, объяснить не смог бы даже себе. Чего уж пытаться втолковать проводнику. А может все это от усталости?