Соответственно, источников, которые в точности описывали бы этот эпизод, просто не существует. Розелли, как и Ирвинг, во многом придали ему художественную форму, смело домысливая то, чего не хватало в архивах. Розелли даже оговаривается, что «протоколы заседаний, выполненные по прошествии двух лет и неточные, до сих пор сокрыты в архиве Симанкаса»279
, так что озадаченному читателю впору спросить: почему автор утверждает, что они «неточные», если он никогда их не видел?Отметим все же, что ни у Розелли, ни в переводе на французский язык произведения Ирвинга не упоминается о проведении собора. Выражение «собор в Саламанке», которое лишь подчеркнуло – по крайней мере, во Франции – роль, приписываемую, Церкви, обнаруживается в упоминавшемся нами переводе труда Дрейпера и в романе Фенимора Купера «Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай (История времен Христофора Колумба)». В обоих случаях все дело в переводе английского слова
Как бы то ни было, именно в деталях исключительно подробного повествования, придуманного обоими авторами, кроются корни мифа о плоской Земле, а главное – его связь с Церковью. Начнем с того, что позиция Ирвинга неоднозначна: он не говорит прямо, что Землю считали плоской. И как будто бы даже утверждает обратное, когда пишет, что «окружность Земли была еще неизвестна» и уточняет: «Не были еще установлены законы земного тяготения, в силу которых шарообразность Земли с очевидностью означала бы осуществимость кругосветного путешествия»280
.Точно так же, описывая (весьма выпукло) «комиссию в Саламанке», автор соглашается, что некоторые ее члены, «более сведущие в науках, не отрицали гипотезы о шарообразности Земли»281
. В то же время ему нужно показать, что генуэзец создал «систему». В главе под названием «Предпосылки, из которых возникла уверенность Колумба в существовании на западе неизвестных земель» Ирвинг утверждает, что, ориентируясь на Птолемея, Колумб «выдвигает принципиальное соображение, что Земля представляет собой сферу, или шар из тверди и воды, так что по ее поверхности можно обогнуть ее, а люди, находящиеся в ее противоположных точках, обращены друг к другу ступнями ног»282. В общем, текст получился довольно противоречивым.Наконец, в главе 4 книги II изображена «комиссия», состоящая «из ученых клириков и университетских профессоров»283
астрономии, географии, математики и других научных дисциплин. Типичный для XIX века дискурс о неизбежной несовместимости науки и религии включает и такие штампы, как приписываемое средневековью невежество:Религия и наука были в то время тесно связаны, особенно в Испании. Сокровища учености были сосредоточены в монастырях, и университетские кафедры пополнялись исключительно черным духовенством284
.Оказавшись в тупике религиозных разногласий, человечество отступило от рубежей античного знания285
.Допуская вслед за Розелли, что Колумб заручился поддержкой доминиканца по имени Диего де Деса, Ирвинг иронично описывает доводы, на которые будто бы пришлось отвечать генуэзцу и которые включали хорошо известные с тех пор цитаты из Библии или отцов Церкви, от Лактанция до Августина.
Вместо доводов географического свойства, на Колумба обрушили поток цитат из Библии и Нового Завета – Книги Бытия, псалмов Давида, Книги Пророков, Апостола и Евангелий. К сему были добавлены толкования отцов Церкви: св. Хризостома и св. Августина, св. Иеронима и св. Григория, св. Василия и св. Амвросия, а также и Лактанция Фирмиана, достопочтенного поборника веры. […] Так, камнем преткновения для некоторых саламанкских мудрецов стал вопрос о существовании антиподов в Южном полушарии, […] несомненном для ученых мужей древности286
.В тексте Ирвинга узнается наследие Просвещения: