Земля плоская. Генеалогия ложной идеи

В этом общем контексте религиозных и интеллектуальных столкновений и практической историографии, ставшей сегодня малоприемлемой, вырос двойной миф о средневековом обскурантизме325 и плоской Земле. Кроме того, положение могли обострить и другие факторы. Мы уже описывали диспут о возрасте Земли, возникший в XVIII веке и продолжившийся в XIX. Открытие в 1861 году недостающего звена между динозавром и птицей подтверждает, что длительность соответствующих геологических периодов следует заметно увеличить, чтобы учесть время, необходимое для эволюции фауны и флоры326.

Базовая для этого метода теория эволюции, изложенная в работе «Происхождение видов» (опубликованной Дарвином в 1859 году), знаменует полный разрыв с теологическими объяснениями появления этих самых видов – подобно тому, как гелиоцентризм отверг систему Птолемея. Труд, выдержавший к 1872 году шесть переизданий и переведенный в 1862 году на французский язык, как известно, вскоре вызвал столкновение «библейских геологов», по выражению Летронна, и сторонников «трансформизма». В уже процитированной нами работе Уайт сравнивает воздействие этой публикации с эффектом «плуга, пропахавшего муравейник» и приводит множество примеров яркой реакции теологов того времени327.

У этого противостояния были прецеденты, пусть и немногочисленные, которые заманчиво было припомнить для наглядности, в подтверждение внутренней враждебности Церкви по отношению к науке. Для иллюстрации хватило бы и одного эпизода, вполне реального, который относится к XVII веку и связан с вопросом движения Земли, – из известных персон тогда больше всех пострадал Галилей, – не понадобилось бы даже выискивать несуществующих адептов плоской Земли. Между тем сильнó было желание показать, – как сделал это химик и политический деятель Марселен Бертло, – что «Рим оставался центром притеснения науки и мысли более полутора тысяч лет»328.

II. История великих людей

Как стая кречетов, из темного гнезда

Устав носить нужду с надменною повадкой,
Вожди и ратники толпой, в надежде сладкой,
Поплыли, полные кровавых снов, туда.

Где баснословная им грезится руда,

Где чудный край Сипанго манит их загадкой.
Пассат их реи гнет, и до лазури гладкой
Белеет за кормой кудрявая гряда.

И каждый вечер ждут они чудес воочью,

Блеск фосфорический на море, каждой ночью,
Миражем золотым баюкает их сон.

А кто не спит, склонясь над белым носом судна,

Тот смотрит, как вдали над гладью изумрудной
Созвездья новые плывут на небосклон329.

Жозе-Мария де Эредиа. Завоеватели.

Из сборника «Трофеи», 1893

Их манила «баснословная руда», которой, как они думали, изобилуют земли Индий и Сипанго (Япония), но страшно было идти к загадочным берегам западного мира, где, казалось, велик риск пропасть навсегда, не сумев «подняться» обратно, а в итоге «первооткрывателей» Нового Света воспели по обе стороны Атлантики. То, как писалась история, безусловно, не могло отчасти не повлиять на успех мифа и, в свою очередь, тесно связано с напряженностью идеологических конфликтов, о которых мы уже говорили. Действительно, потребность в развенчании прежних веков (Церкви/церквей, но еще и Старого порядка дореволюционной Франции) сопровождалась формированием героических образов – возвышенных символов борьбы за прогресс Нового времени.

Памятники и символы

В конце XIX века в Европе как грибы после дождя вырастают памятники, прославляющие Колумба, – в Италии, но больше всего в Испании. На площадях крупных городов статуи того времени воплощают различные образы героя, уже встречавшиеся нам в литературе: ученый-первооткрыватель, который одной рукой держит свернутую в трубу карту, а другой указывает в сторону моря (Барселона, 1888), отважный моряк, взявшийся за кормило (в монастыре Ла Рабида), проповедник и первооткрыватель земного шара с христианской хоругвью в руке и глобусом, поставленным у его ног (Мадрид, 1885). В некоторых памятниках отчетливо видна та же связь между странствием Колумба и представлением о сферичности, что и в народной культуре, и от этого идея еще прочнее укрепляется в коллективном сознании: в Санта-Маргерита-Лигуре мореплаватель изображен положившим руку на земной шар (1882); барельеф на памятнике воспроизводит сцену в Саламанке – обращаясь к членам пресловутого совета, он указывает на глобус, установленный на столе.