— Не первый день знаем тебя, Гурт-ага.
— Тогда, председатель, вот что мне скажи. Почему Аманлы ушел? Вполне был подходящий бригадир.
— Заявление подал.
— Про заявление мы слышали, только его ли рукой писано?
Назар недобро усмехнулся.
— Ты полагаешь, Гурт-ага, Аманлы неграмотный, заявления написать не может?
Машат хихикнул, довольный ответом председателя. Он смеялся над Гуртом, и его смех слышали все. Лицо Гурта потемнело, он с сомнением покачал головой:
— Неясное это дело…
— А чего ж тут неясного, Гурт-ага? Человек написал заявление, мы пошли ему навстречу, учли семейное положение.
— Семейное положение? А какое у него положение? Хорошая семья, недостатка ни в чем не знают…
— Э, Гурт-ага!.. — снова вмешался в разговор Машат. — Если чурек в доме пшеничный, еще не значит, что все благополучно. Ему жена плешь проела, ведь чуть не круглый год в поле! А у нее ребятишки!..
— Жена? Не такая женщина Энекейик, чтоб мужа от дела отбивать.
Назар нахмурился. Кончать надо с этими дебатами. Ведь ясно, Гурт только для виду кочевряжится. И, между прочим, тень на него пытается бросить, да еще в присутствии старшего брата.
— Ладно, Гурт-ага, довольно об этом, — чуть заметно поморщившись, сказал Назар. — Давайте о деле!
— А я тебе, председатель, не сказки рассказываю. По доброй воле Аманлы никогда не напишет такое заявление. Должность большая, да и деньги хорошие, его не то что жена, сам господь бог не заставит отступиться! Припугнуть если, другое дело. И заявление может подать, и в ноги броситься… А чтоб сам заявление…
— Так что ж? — Машат весело покачал головой. — Показать заявление?
— Бумага все терпит.
Машат выжидательно глянул на председателя — неужто не оборвет?
— Ну хорошо, Гурт-ага, — стараясь сохранить спокойствие, сказал Назар, — бумаге вы не верите. Чему же вы верите?
— Правде!
Все обеспокоенно зашевелились. Машат приглушенно хохотнул, искоса бросив взгляд на председателя.
— И кто же должен сказать эту правду?
— Тот, кто сказал неправду!
Опять все замерли в напряженной тишине.
— Ты толком объясни, — недовольно сказал сидевший с Оразом носатый человек в тюбетейке. — Слушаешь тебя, будто косому в глаза глядишь!
Гурт полоснул его взглядом.
— Кому-кому, а уж тебе, Сетдар, я думал, ясно. Сам же мне говорил, не дело, мол, делаем. Поля вокруг села засолились, а мы, вместо того чтоб выхаживать их, за целину хватаемся. Говорил ты мне это? Чего ж теперь молчишь? По углам шушукаться пользы мало.
Сетдар надел папаху, снова снял ее, положил рядом на стул, кашлянул…
— Что ж после тебя говорить, Гурт-ага? Лучше не скажешь.
— Гурт-ага, — не поднимая глаз от стола, спросил Назар, — вы согласны на наше предложение? Бригадиром в новую бригаду?
— Нет. Я не согласен бросать старые земли.
— Этот вопрос мы сейчас не обсуждаем.
— Значит, все! Другого бригадира ищите! — И Гурт хлопнул ладонями по коленям, давая понять, что разговор окончен.
В кабинете остались трое. Все трое молчали. Машат опять вздохнул. Не потому, что озабочен, обеспокоен тем, что здесь только что произошло, нет, он вздохнул сочувственно, соболезнующе: не послушал его председатель, и вот результат.
Вздох этот окончательно вывел Назара из себя, он взорвался.
— Вот так, — со злостью сказал он, словно бы обращаясь к только что сидевшим здесь людям. — Ты к нему всей душой, доверие ему оказываешь, а он тебя чуть не вредителем выставляет!.. Один он тут умный, дельный, заботливый, а вы так, зазря зарплату гребете!..
Назар замолчал. Опять в комнате стало тихо. Назар покосился на Машата. Что это он помалкивает? Когда не надо, везде суется, а сейчас, когда поддержка нужна, когда нужно доказать Байраму, что Гурт врет, отмолчаться решил? Радуется, что прав оказался? Радуйся на здоровье, но в другой раз, а сейчас тут посторонний человек, он не в курсе. Дурака ты свалял, Назар! Надо же додуматься, Байрама позвал. Хотя, с другой стороны, не мог же он знать, что Гурт такой фокус выкинет. Машат — хитрюга, предвидел, что так получится. Нарочно и предложил его сам, чтоб Гурт наверняка отказался. Рад осрамить председателя перед его знаменитым братом? Едва ли, он человек неглупый, понимает, что ему с председателем в одной упряжке ходить.