— Слушай, кончай чепуху молоть! С чего это тебя припекло? Трус ты все-таки!
— Трус? Я трус, это точно. А ты обманщик! Подлец, негодяй! — Аманлы так разошелся, что даже не заметил, как ступил грязным своим сапогом на дорогой ковер. — Ты как меня улещал? Уходи, мол, из бригадиров, это место незавидное, теперь тут только опозоришься. Чего ж сынка туда ставишь?
— Кто это тебе сказал?
— Гурт!
— А что еще он тебе хорошего сказал?
— Не важно. Что сказал, то сказал. Я одно знаю, ты для меня крепкую сеть плел, но только и тебе в ней барахтаться! Моей-то вины в этом деле чуть! Я докажу, не думай!.. Ты решил, пошлю туда сыночка, пусть он на этих самых гектарах капитал наживает! Аманлы рядом не будет, такие можно дела проворачивать!.. Доигрался, Машат! Сидеть тебе за решеткой!
Лицо у Машата побагровело, маленькие глазки сверкали.
— Вон отсюда! — сказал он, приподнимаясь.
Аманлы взялся за дверную ручку.
— Вот, Ораз, любуйся на своего родителя. Только с него примера не бери!
Машат вскочил.
— Да я тебе!..
Аманлы обернулся, хотел еще что-то сказать, но только крякнул и, набычившись, распахнул дверь.
— Вот идиот! Надо же… — Машат сокрушенно покачал головой.
Вошла Кумыш, бледная, перепуганная.
— Господи, что ж это?.. Чего это он про тюрьму?.. А, Машат? Чуть сердце со страху не выпрыгнуло…
— Ладно, не суйся, куда не спрашивают. Угораздило же меня связаться с этим слюнтяем! В грязи подобрал, в люди вывел… И вот тебе благодарность! В твоем же доме такие тебе слова!.. Ну ничего!.. Я ему, недоумку, покажу! Я его проучу!.. — И Машат в ярости заметался по комнате.
— Ну чего ты так? — не выдержала Кумыш. — Он же известный обманщик. И про жену всем наврал. Собственными ушами слышала, Энекейик сказала, подлец, мол, он, если заявляет, что я его от места отбила.
— Да не лезь ты!.. — Машат даже топнул ногой. Жена поспешно юркнула в дверь. Он краем глаза косанул на сына. Ораз сидел, нагнув голову, не смотрел на него. — Вот уж точно сказано: не делай добра, не наживешь врага. К председателю поперся! Вот болван!
Машат глубоко вздохнул и опустился на диван. В комнате было тихо.
Ораз задумчиво крутил пустую пиалу.
Значит, прав Гурт во всем, и вот оно, подтверждение. Но почему, почему прав не отец, а этот неприятный, сухой, жестокий человек?!
— Ты, сынок, не придавай значения, — услышал Ораз голос отца. — Аманлы сейчас как подстреленная собака: любого кусать готов. Работа есть работа, случаются и ошибки… Это я не к тому, что он здесь сейчас глупости всякие орал, я вообще… Ты человек взрослый, сам можешь понять, кто я есть, вред от меня колхозу или польза. Если я колхозу враг, не стесняйтесь, в лицо скажите! Ты думаешь, председатель поверил этому крикуну? Еще чего! Председатель, слава богу, знает, сколько я для него сделал. По гроб жизни у меня в долгу. А вообще думать надо, кому добро делать. Пусть тебе наука будет. Чай еще остался?
— Холодный…
— Ничего, налей.
Ораз налил отцу чаю. Подумать только, отец уговаривает, упрашивает его… Непривычно это. Пусть бы лучше доказал, что это ложь, клевета все, что здесь выкрикивал Аманлы. Ну докажи, отец! Докажи мне, что Гурт наврал, что он со злости оговорил тебя! Прошу тебя, отец, слышишь! Иначе придется поверить Гурту. И этому жалкому трусу Аманлы. Хватит тебе хлебать холодный чай! Говори, отец! Доказывай, что невиновен.
Но Машат молча пил чай. Из соседней комнаты доносились выстрелы, треск автоматов — шел фильм про войну. Гурт победил. Оразу нечем бороться с ним, отец выбил у него из рук оружие. А ведь Гурт знал, что так будет, все знал. Не сказал, хотел, чтоб Ораз сам убедился, какой у него отец. Лежит небось у своей печки, спокойный, довольный. Лежит и посмеивается над ним.
А Дурсун? Дурсун знает?
Нет, она и понятия не имеет. Она бы не могла так, Дурсун добрая, в мать. Как это хорошо, что она в мать!.. Повидать бы ее. Встал бы и пошел прямо к ней в дом. Почему-то даже Гурт не был сейчас ему страшен…
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Когда Гурт вышел от Аманлы, повсюду уже лежал снег. Снег был мелковатый, реденький, но, поскольку пошел он к ночи, надо думать, до утра будет сыпать. Это хорошо. Пускай в поле позднее выйдем, зато влаги больше. Снег при теплой погоде — дело доброе. Только бы мороз не ударил…
Потом Гурт снова вернулся мыслями к Аманлы. Не ошибся он, Аманлы не по своей воле ушел из бригадиров, что-то его заставило. Машат замешан, голову можно дать на отсечение. Вот только как доказать? Если бы Энекейик не соврала… Теперь избегать его будет. Не привыкла, бедняжка, к вранью. А видно сразу, пожалела, что соврала, щеки так и полыхнули. Нестоящий мужичонка ей достался.
Интересно, как они поженились? Наверно, в девушках она Аманлы только издали видела, а с виду… Что ж, с виду он хоть куда, красавец парень! Родители поговорили, столковались: одним сына надо женить, другим дочку пристроить. Вот тебе и свадьба. А он ногтя ее не стоит! Какая работница!.. Сколько земли лопатой перебросала на планировке да на копке арыков, тогда этих машин не было. И на уборке! Энекейик — настоящая крестьянка, ей земля — мать родная.