Земля помнит всё

В тени тутовника было прохладно. Он только-только отцвел, и вокруг было белым-бело, словно землю припорошило снегом. Зеленела листва, свежая, чистая… Над кроной еще жужжали пчелы. Но вот налетел ветерок, пчелиное гудение заглушил шелест листьев.

Беззвучно шевеля губами, тетя Джахан пристально глядела на комель дерева, казалось, она видит что-то такое, чего не видно другим. Протянула иссохшую руку, легонечко, словно чего-то очень хрупкого, коснулась морщинистой коры, вздохнула:

— Слава богу, не тронули…

И уронила голову на подушку. Гурт прикрыл ей ноги одеялом. Мать смотрела на раскидистые ветви и тихо, прерывисто говорила:

— Хоть жаждой… не будет мучиться… Хлопчатник вокруг… Давай ему пить… вдоволь. И пусть… не рубят… Омар придет… не даст… рубить…

Силы оставили ее, она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Прошелестела листва. Утих шелест, и вновь зажужжали пчелы. Мать Гурта уже не слышала голосов весны…

Омар не пришел, но люди берегли тутовник. И речи не было, чтобы рубить его, даже ветки сухие не трогали. А вот теперь — пень. Завтра и его не будет, поле станет совсем ровное и пустое…

Так и не взглянув на собравшихся людей, Гурт повернулся и тем же путем не спеша зашагал обратно.

— А ну давай! — громко выкрикнул Машат.

И чего ж это ты так орешь, Машат? Гурт не услышит? Или думаешь, крик твой подействует? Зря силу тратишь…

Почему-то Гурту вспомнилась сказка про старого крестьянина и его нерадивых сыновей. Умирая, отец сказал лентяям, что под одной из виноградных лоз он закопал кувшин с золотом. Парни искали долго, перерыли весь виноградник. Золото они так и не нашли, но тщательно взрыхленная земля воздала им сторицей, подарив несметный урожай. Тогда только поняли сыновья, в чем их настоящее богатство.

Гурт думал о хитром старике, а виделась ему мать: сидит на арбе, вглядывается в землю на ладони и тихонько поглаживает ее, влажную, теплую…

Взревели трактора, Гурт замер. Потом обернулся. Машат кричал что-то, размахивая руками… Рванулись трактора. Пень пошатнулся. Давясь черным дымом, трактора ревели надсадно, как верблюды под непосильным грузом. Земля вздыбилась, затрещала, и пень повалился набок, высоко вскинув могучие нагие корни. Радостно завопили мальчишки. Потом вдруг стало тихо. Все молча глядели на Гурта, казалось, людям совестно перед ним…

Но Гурту было не до них. Одно его мучило — вина перед матерью. Что сказал бы он ей сейчас? Что повинна земля, что она умерла и тутовник засох до срока? Земля умерла!.. Земля может мучиться, жаждать, страдать, но она бессмертна. Бессмертна и прекрасна, потому что земля — это жизнь.

А тутовник засох. Его выдрали из земли, и он, мертвый, лежит посреди поля. Виновны люди. Только люди. И Гурт виноват…

Трактора поволокли пень к селу. Следом валила толпа. А на месте, где столько лет стояло дерево, зияла огромная черная яма.

По указанию Машата пень оттащили к дому Гурта и здесь оставили.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Пять дней пень недвижно лежал возле дома. На шестой день к Гурту явился незнакомый человек. Костлявый, жилистый и очень разговорчивый горожанин. Гурт встретил его неприветливо, молчал, хмурился, и приезжий, обеспокоившись за успех своего предприятия, долго и подробно объяснял Гурту, что привело его сюда. Он несколько раз повторил, что из этого никому не нужного пня можно изготовить прекрасные дутары, что послал его комбинат, сам он никогда не осмелился бы тревожить уважаемого человека, что найти дерево для дутаров — дело трудное, это ведь не табуретку сколотить…

Гурт терпеливо слушал гостя. Когда тот пошел по шестому кругу, Гурт коротко сказал:

— Ладно, забирай.

— Вы согласны? — обрадовался гость. — Тогда давайте так: за пень мы дадим вам два кубометра теса. Устраивает? Завтра же и доставим!

И горожанин заулыбался, довольный, что заключил выгодную сделку. Гурт помолчал, сосредоточенно морща лоб, потом глубоко вздохнул, с шумом втянув в себя воздух.

— Не устраивает, — сказал он. — Я не торгую пнями. Годится на дутары, берите.

— Но как же так? — горожанин заволновался. — Не могу я просто взять и увезти чужую вещь. Права не имею. Я же от учреждения, официально…

Гурт опять помолчал.

— Ну, если уж тебе так приспичило сбыть свои доски, вези их на полевой Стан. На топчаны сгодятся.

— Вот это деловой разговор.

Гость стал собираться. Гурт проводил его немного и повернул к дому. Пень лежал возле самого порога, огромный, как опрокинутый слон. По нему лазали двое мальчишек. А хорошо, что из пня можно будет сделать дутары, лучшей судьбы и не придумаешь. Дутары — вещьтонкая, это он верно сказал, не каждое дерево сгодится. Недаром, видно, прикатил этот проворный. Доски, говорит, бери за него.

Чудные люди… При чем тут доски? Главное, что тутовник наш снова с людьми будет, веселить и радовать, помогать будет людям… Жалко, сам он играть не умеет. Попросил бы первый дутар, натянул бы струны, позвал соседей, играл бы всю ночь напролет. И радостное, и грустное играл бы, такую бы музыку придумывал, чтоб как сама жизнь…