Земля помнит всё

Наступил декабрь, но холодов пока не было. Правда, вчера после полудня, когда с запада потянулись черные тучи и ветер заметно посвежел, люди в тревоге стали поглядывать на небо: прошлогодние морозы надолго остались в памяти, и страшно было подумать, что все это может повториться.

Старики не запомнят такой зимы. Морозы держались семьдесят дней. Амударья замерла под толстым слоем льда. В окрестностях Ташауза на лету коченели воробьи. Виноградные лозы вымерзли. Весной на гранатовых деревьях не раскрылись почки, пришлось и их вырубить под корень.

Сегодня с утра тепло. Всю ночь шел дождь, мелкий и частый, и его монотонный шум приятен был уху, как далекая тихая музыка. Теплый дождь неспешно смачивал землю, и от нее исходил густой, терпкий дух, напоминая о весне и о солнце, рождая умиротворенность…

Байрам шел пешком. Все кругом сияло, свежее, чистое. "Лишь нагота деревьев напоминала, что сейчас декабрь. Асфальт тоже был чистый-чистый… Проносились легковые машины, и звук, струящийся из-под их колес, похож был на журчание воды, бегущей из водосточной трубы.

Улицы Ашхабада вообще не отличаются многолюдностью, а сегодня они и вовсе пусты. Суббота — выходной день, до вечера движения не будет. Хорошо… Может, еще и солнышко выглянет… Да и без солнышка — усилится немножко ветерок, сразу асфальт подсохнет. Потом пусть машины гоняют сколько влезет, в городе будет чисто и просторно.

Байрам считал, что очарование Ашхабада прежде всего связано с чистотой его светлых улиц. Особенно хорош Ашхабад весной. Невысокий, привольно раскинувшийся среди садов и парков, весело глядит он в бездонное небо. По вечерам он ярко освещен, и свет фонарей, тонущих в омытой дождями листве, придает вечернему Ашхабаду какую-то необычную прелесть и таинственность…

Люди, привыкшие к многолюдным столицам, именуют иногда Ашхабад большой деревней. Байрам с ними никогда не спорил. Ему нравились широта прямых улиц, обилие цветников. Нравилось смотреть, как неторопливо, со спокойным достоинством шагают по проспекту люди. Некоторые объясняют медлительность ашхабадцев жарой, но дело не в жаре, ашхабадцы и в лютый мороз никуда не бегут, не торопятся. Видимо, эта неспешность уже вошла в характер города, а Байраму полюбился его характер.

А вот в планировке города, раскинувшегося от Копет-Дага до Каракумов, ему не все было по вкусу. Ему решительно не нравилось, что центр города, и, главное, прос-пект Свободы, застроен по большей части учреждениями и учреждения эти темными громадами застывают по вечерам по обе стороны проспекта. Их черные, слепые окна придают вечернему проспекту мрачный, нежилой вид. Видимо, исправляя ошибку планировки, архитекторы и стали строить здесь кафе и кинотеатры.

Байрам вышел к гостинице и ступил на площадку, уложенную бетонными плитами, площадка была не маленькая — коню размяться можно. Когда он был здесь прошлый раз, рабочие заканчивали укладку плит. Увидев это, Байрам мысленно обругал архитектора. Ну, в самом деле, как можно в знойном южном городе заливать землю асфальтом или укладывать бетонными плитами? Летом мостовая так раскаляется, что не остывает до утра, полыхая зноем, отравляя воздух запахом горячего асфальта На таких площадках надо сажать цветы, а дорожки между ними посыпать битым кирпичом или гравием. Красота, прохлада, чистый воздух… Байрам несколько раз собирался выступить против поклонников этих голых, устланных бетоном площадей, но каждый раз откладывал в сторону перо. Спорить со специалистами непросто, тем более что он незнаком толком с современными принципами и методами строительства.

И все-таки трудно молчать, когда видишь такое. Будь он архитектором, ни за что не стал бы втискивать сюда гостиницу, ставить ее рядом с театром. Эти два здания контрастны по стилю, а главное, восьмиэтажная бетонная махина гостиницы совершенно придавила театр, он кажется нескладным, приплюснутым…

А эти огромные бетонные лохани? Навозили в них землю, цветы посадили, но это не только не украшает площадку, а скорее подчеркивает ее мертвенную каменистость. Даже пересекающий площадь проспект, густо обсаженный деревьями, тускнеет от ее серой пустоты. Впрочем, что теперь возмущаться? После драки кулаками не машут, вовремя надо было отважиться на выступление.

Байрам шагал, тщательно выбирая, куда ступить, — на нем были легкие замшевые туфли. Как все-таки жалко, что вода лужицами стоит на бетоне. Байраму вдруг захотелось вдохнуть запах влажной земли, мягкой, доброй, только что утолившей жажду…

Байрам не спеша поднялся по широким ступеням. Тяжелая дверь распахнулась перед ним, и показалось улыбающееся лицо администратора. Он слегка шаркнул, кивнул головой и сказал, отступая назад:

— Прошу, Байрам Мамедович! Вас ждут, — голос у администратора был приятный, под стать внешности.