Земля последней надежды. Свиток 1. Дети конопатого бога

Про то, как всю зиму мотался от Полоцка к Плескову и Новгороду. Про то, что целую сотню воев из своей дружины Всеслав разослал по кривским землям. Про то, что когда Всеслав нынешним летом ринет на Новгород они тут же станут во главе новой рати. Про то, что новогородское кривское боярство подбирает людей, готовится в нужный миг на Всеславлю сторону стать. Не допустить, чтоб город перед ним ворота затворил.

– Вот так, – закончил Несмеян, глядя в пол – отчего-то глядеть в глаза тестю сейчас ему было трудно. Когда он говорил, Калина впивался в него взглядом всё сильнее, даже наклонился в сторону гридня, словно требуя глазами – ещё! ещё! И дерзкий взгляд Несмеяна, который не могли заставить опуститься ни строгие глаза полоцкого князя, ни стрелы и копья вражьей дружины, ни холодные взгляды лесной нечисти, поневоле клонились долу, хотя стыдиться гридню было нечего.

Вестимо, никому иному Несмеян бы и половины того, что сейчас так легко отмолвилось, не сказал бы. Но знал – дальше этого стола его слова не уйдут.

– А для чего в Плесков-то? – спросил Калина, прищурясь. – Всеслав же Брячиславич на Новгород целит.

– Если Новгород возьмём, так тут и Плесков не устоит, – Несмеян царапал ножом скатерть. – А только свои люди всё одно в городе нужны.

– Но тогда… – Калина чуть помедлил. – Тогда это что – война?

– Она, подлая, – Несмеян стремительно помрачнел.

– С Новгородом, стало быть, война… – задумчиво сказал тесть. Мирный ряд с плесковичами и новогородским князем Мстиславом, которому шла плесковская дань, так и не был заключён.

В последние годы, когда Всеслав своими стремительными походами обломал зубы самым беспокойным соседям, выдались в кривской земле тихие времена. И только шесть лет тому, когда ходили с Ярославичами в Степь гонять торков, Несмеян воротился со стрелой в боку. В позапрошлом году, даже на неудачной войне с Плесковом – гриднем стал. В прошлом году из-под Киева изрядную добычу в серебре привёз. Нынче что?

– Нет. С Киевом, – Несмеян бросил на него быстрый взгляд. – И с Черниговом. И с Переяславлем. Со всей Русью, в общем.

– Тяжеловато станет, – поёжился Калина. – Со всей-то Русью… Да ещё и Ростислав волынский помер.

Когда-то, ещё во времена войны Владимиричей, Калине довелось ратиться. До сих пор вспоминал те времена с дрожью в голосе.

– Сейчас меж Черниговом и Киевом нелады, – прищурился Несмеян.

– Чего Всеслав хочет-то? На киевский стол его всё одно не пустят.

– А ему того и не надо, – Несмеян снова долил пива в чаши. – Он хочет всё кривскую землю взять вкупе. Да за веру постоять. За то мы, кривичи, все станем.

– Это дело доброе, – кивнул тесть. – За веру-то… А кривскую землю… Это ведь и Новгород, и Плесков…

– Да и Смоленск! – на челюсти у воя вспухли желваки.

– Жирноват кус, – с сомнением бросил Калина. – Если так, пожалуй, Ярославичи старые распри-то и позабудут.

– В Киеве много наших. Они на нашей стороне будут. Да и в иных городах тоже.

– Тяжеловато станет… для кривской земли-то, – всё так же с сомнением сказал тесть.

– Выдюжим – решительно отверг Несмеян. – Не за золото или серебро биться – за веру!

А и впрямь – как не выдюжить-то? Кривская земля – природная крепь. Стены непроходимых дебрей, до топи-болота непролазные. А тропинки считаны, а дороги – тем более. А в лесах-болотах – нечисть, что тоже сила немалая кривской земли. Здесь-то, в болотном-то краю.

– Выдюжим, – всё ещё с сомнением, хоть уже и твёрже сказал тесть, подымая чашу с пивом.

Солнце садилось, когда в лесу заголосили, потекли плавной рекой песни. В лесу стало шумно и людно.

Купальская ночь – особая. Купалье – середина лета, межень, после которого день идёт на убыль. День, когда кончается русальский месяц изок.

Всего в версте от Калининого починка запылали костры, слышались песни и смех молодёжи.

Народу у костров было не сказать, чтоб много, но и не мало для лесной-то глуши. Поблизости в трёх вёсках да на починках жил богатый и большой кривский род Моховиков. Да и из княжьего острога с острова на Мядельском озере вои пожаловали.

Текла под деревьями песня, девки плели венки из луговых цветов, гадая на суженых.

Едва Несмеян с Купавой подошли к крайним кострам, как на них налетела шумная и весёлая гурьба молодёжи.

– Дядька Несмеян! Дядька Несмеян! – галдели парни. – Тебе нынче колесо к реке катить!

Несмеян сам был полочанин, но у Мяделя его знали все – в гости к тестю в Моховую Бороду он наезжал часто.

– А что – достойнее меня некому?

– А кому же? – рассудительно отозвался кто-то из парней. – Ты – княжий вой, тебе и честь.

Но до колеса было ещё далеко.

С песней потянулся меж кустами весёлый девичий танок – священная купальская пляска. А вести танок – самой уважаемой да славной девушке в роду. А то и меж иными родами славной. Первой невесте в округе.

Дотекли девушки до берега озера, рассыпался танок на отдельные весёлые пёстроцветные кучки нарядных девчонок.