Земля последней надежды. Свиток 1. Дети конопатого бога

– Можно бы и вовсе без того дома войского обойтись, – потеряно сказала Купава. – Ты поглянь – кто на Руси туда теперь детей шлёт? Ведь никто почти!

– Не перечь мужу, дочка, – так же холодно и повелительно сказал отец. – От войской науки никому ещё вреда не было.

– Как сказал, так и будет, – непреклонно бросил Несмеян, вставая.

Купава вскочила из-за стола и выбежала прочь.

Несмеян поворотился к сыну – у того в глазах стояла жалость.

– Жалко мать? – спросил вой. – И мне жалко. А только надо так. И ты сырость разводить мне тут не смей.

Невзор опустил глаза.

– В войский дом пойдёшь в тот же самый, где и я был, – голос Несмеяна смягчился, он опустил руку на плечо сына. – Он отсюда совсем недалеко. Сможешь к деду в гости ходить. Если Старые отпустят. Но гляди у меня: сбежишь – домой не пущу! Честь мою не запятнай! По ней и тебе честь пойдёт!

4. Кривская земля. Озеро Нарочь. Лето 1066 года, червень

Собрались спозаранок: долгие проводы – лишние слёзы. Купава ещё спала, когда отец и сын вышли из дома и молчаливо, наступчиво зашагали в сторону леса, к опушке. И только старый Калина молча провожал их одобрительным прищуренным взглядом.

Отец и сын молча шли друг за другом по лесу, шелестя прошлогодней палой листвой в густой траве. Травостой в этом году выдался знатный, и сенокос обещал быть на славу. Впереди рыскал Серый – пёс любил обоих хозяев, и младшего, и старшего (и невесть ещё, которого больше!) и увязался за ними.

Сын первым нарушил тишину.

– Отче, – на ходу спросил он. – Я вот что спросить хочу… А зачем это надо-то?

– Чего? – не оборачиваясь, бросил Несмеян.

– Ну вот это… войский дом этот?

– Чего? – отец аж остановился.

– Да нет, – сморщился Невзор. – Я не про то… Мне-то для чего? Ты что ли меня научить войскому делу не сможешь?

– А… – протянул Несмеян понятливо и двинулся дальше. – Вот что, сынку. Так деды-прадеды наши делали. Так меня мой отец в своё время в войский дом отдал. Мы тогда в городе не жили ещё. Так я отцу моему за то до тех пор благодарен буду, поколе меч замогу таскать. А уж не замогу – так, знать, на сани пора да в вырий.

– Чего так? – несколько подавленно спросил мальчишка.

– Не объяснить мне, сыне, – всё так же не оборачиваясь, ответил вой. – Там ведь не только войскому делу учат. Многому мне тебя и не научить. Да и не всегда ж я дома, чтобы тебя учить.

И зашагал резче.

– А чего так далеко-то? – не унимался Невзор. Его голос невольно дрогнул – мальчишка впервой так далеко и надолго уходил из дому. Будь войский дом поближе к Полоцку – можно было бы хоть изредка дома бывать, а тут… когда ещё от Нарочи в Полоцк оказия будет. – Ведь от Полоцка до Нарочи вёрст, должно быть, двести будет…

– Всего-то сто с небольшим, – коротко отозвался Несмеян, и усталый мальчишка умолк.

И только когда отец и сын вновь остановились отдохнуть, Несмеян, тоже уже усталый, пояснил, глядя на яркое солнце над самыми верхушками леса:

– Ближе к Полоцку, сыне, войских домов просто нет, – он вздохнул. – И потом, меня как раз в этом доме учили, так что… тебе туда прямая дорога.

Он помолчал несколько времени, жуя хлеб с копчёным салом и запивая квасом, потом снова вздохнул:

– Ладно, сыне. Давай костёр разводи. Здесь и заночуем.

Костерок уютно потрескивал, разбрасывая искры и разгоняя темноту, подступающую со всех сторон. Мерещилось во тьме разное… Вот из-за дерева высунулась корявая лапа, вот из-за другого выглянули лешачьи глаза, мерцая зелёноватым огнём, мохнатые уши шевелятся, настороженно ловя каждый звук… А только Серый лежит недвижной мохнатой глыбой, спрятав меж лап морду – стало быть, никакой опасности нет.

– Отче… – не выдержал, наконец, Невзор.

– Ну чего? – отозвался Несмеян, не шевелясь тёмной глыбой на свеженарубленном лапнике.

– А расскажи чего-нибудь…

– Про что?

– Ну… хоть вот по дом войский, что ли…

Отец недовольно хмыкнул – рассказывать особенно Несмеян не умел и не любил.

– Ладно. Про Испытание тебе расскажу.

От его слов вдруг дохнуло чем-то древним и могущественным, какой-то седой стариной. Невзор поёжился – казалось, его даже здесь, на этой укромной поляне, нашли чьи-то глаза. Или даже так – Глаза.

Издавна так повелось средь словенского языка – едва достигнет парень двенадцати лет, приходит ему пора первого взрослого испытания. И наречения взрослого имени.

И скоро после того приходит время отроку идти в лесной войский дом, в волчье братство вступать.

На целых три года уйдёшь ты, отрок, из рода. И будут тебя учить наставники всему, что умеют сами – скрадывать дичь и ворога, стрелять из лука и метать копьё, ходить в бой с мечом, топором и ножом, изучать зверьи и птичьи повадки. Жить одному в лесу. Распознавать следы. Бегать на лыжах, плавать нагому и в броне. Прятаться под водой, подолгу сидеть на речном дне с камышинкой во рту.

Будешь ты, отрок, сам по себе, будешь свободен от громоздкого свода родовых правил. Но и заступы тебе никоторой ни от кого не будет. Как себя покажешь, таков и будешь после. Драчлив будешь, сговорятся против тебя, и все вместе побьют. Смирён будешь – всегда на посылках тебе у вожаков быть. Выбирай.