Земля последней надежды. Свиток 2. Время рыжего петуха

Ломаный багровый свет костра плясал на тонком девичьем лице, отражался огоньками в серых глазах, играл отсветами на толстой косе, перекинутой через плечо, блестел на бисерной вышивке почёлка и рубахи.

– Что смотришь, княже? – спросила вдруг волхвиня. – Нехороша ведьма?

– Хороша, – сказал князь невольно, спохватился. Отвёл глаза.

Девушка засмеялась – тепло и по-доброму.

4. Кривско-литовская межа. Осень 1057 года, руян

Над лесом стояли столбы дыма – горели вёски в закатной стороне, совсем недалеко отсюда. Тянуло гарью, горьковатый дым щекотал нёбо, свербело в носу.

Полоцкая дружина несколькими конными полками стекалась к опушке, где хлопал на осеннем промозглом ветру стяг Всеслава.

Молодой полоцкий князь стоял у самой опушки на невысоком пригорке, а за спиной двое воев держали под уздцы княжьего коня, черного, как смоль, Воронка. К Всеславу то и дело подлетали всадники-вестоноши, не спешиваясь, что-то говорили, выслушивали ответные указания, коротко кивали, заворачивали коней и уносились прочь – передать княжью волю полкам.

На кривскую землю в который уже раз за четырнадцать лет княжения Всеслава пришла война.

Литовская рать шестью полками перешла межу, сожгла межевой острог и, рассыпавшись в зажитье, зорила погосты и вёски кривичей. Две сотни межевой стражи, чудом уцелев при защите острога, отступали на северо-восход, к Полоцку, щипая по лесам отдельные литовские сотни.

Всеслав уже знал о набеге всё.

То, что литовская рать насчитывает не меньше полутысячи воев.

То, что литву ведут сразу шестеро князей, и особого согласия меж ними нет (прямо как у нас на Руси! – усмехнулся про себя Всеслав, прослышав про это).

То, что оружны литовские вои похуже кривских. Доспехи даже в княжьей дружине у большинства стёганые (а у многих и доселе доспехи из роговых, копытных да костяных пластин, нашитых на кожаные, суконные и полотняные свиты), кольчуги только у князей да старейшин.

То, что в поход литовские князья привели в основном молодёжь – погулять да войскому делу поучить – во всей рати бывалых воев едва сотни две наберётся. С самими князьями вместе.

Поэтому Всеслав никакого страха не испытывал – только уверенность. В его дружине к опушке собралось уже три сотни воев, а следом поспешали ещё два полка – тоже не меньше трёх сотен – ведомые пестуном, воеводой Бренем.

Попала литва, как кур в ощип.

Последнюю мысль Всеслав невольно повторил вслух. Хорошо повторил, со вкусом, чуть ли губами не причмокнул.

– Это точно, княже, – тут же подхватил кто-то за спиной. Не угодливо подхватил, а потому, что князь сказал верно.

Всеслав покосился через плечо – Несмеян, вестимо, рыжий оторвиголова. Как и велело его назвище, никто никогда не видел, чтобы Несмеян смеялся. Он и улыбался-то редко, и шутил так же.

– Что, Несмеяне, не терпится? – усмехнулся князь коротко, показав клык.

– А и не терпится, княже, – признался вой простодушно. – До зела душа болит глядеть, как они по нашей земле ходят свободно.

– Ничего, – заверил Всеслав. – Недолго уже осталось, вот только ещё одного гонца от наставника дождёмся…

Беспокоило совсем иное – оставил Бранимиру на сносях, на девятом месяце. По всем бабьим приметам выходило, что будет опять сын. Казалось бы, и беспокоиться нечего, а всё ж грызло Всеслава беспокойство.

Гонец примчался через какой-то час.

– Откуда?! – князь так и подался навстречь спешивающемуся вою в долгополой свите. – Воевода Брень послал?!

– Из Полоцка, княже!

Князь переменился в лице – кровь вмиг отхлынула.

– Ну? – осиплым голосом бескровными губами.

– Сын у тебя, княже Всеслав!

Сын!

Уже третий после Рогволода да Бориса – быть ему Глебом (давно уж сговорились с Бранимирой назвать третьего сына по её отцу! да и вослед Борису в память о том Глебе, погибшем полвека тому!).

Всеслав закусил губу, сжал кулаки, словно торжествующий мальчишка. И почти тут же опомнился.

Княгиня?

Князю достало только бросить на гонца тревожный взгляд – тот вмиг понял.

– Княгиня твоя, княже, Бранимира Глебовна, в полном здравии, и тебе поклон передавала.

Князь отворотился, справляясь с невестимо откуда нахлынувшими слезами – недостойно потомку Велеса плакать на глазах у воев.

Выручил топот конских копыт – второй гонец. Всеслав вмиг осушил глаза и поворотился к всаднику.

– Воевода Брень вступил в бой и гонит литву сюда! – торжествующе прокричал тот.

– Добро, – процедил князь торжествующе. Вскочил в седло, одним едва заметным движением рук окоротил норов Воронка, оборотился и кивнул трубачу. Тот, уловив княжий кивок, вскинул к губам оправленный в серебро рог, и звонкий звук разнёсся над полем.

Конница хлынула из леса, ломая кусты.

Полки Всеслава сминали одну литовскую рать за другой, оттесняя к самой меже, сбивая рати литовских князей в кучу, выгребали из пущей частым неводом, словно зайцев в нерето ловили.

И уже через два дня, отогнав вёрст на полста, замедлили бег коней.

Литва строилась для боя.