Я опять вспоминаю слова Бориса Алексеевича Прокошенко о качественно новом мышлении хозяйственников: делая свое дело наилучшим образом, думать и отвечать за соседа. Оно вызревает, это новое качество, и довольно заметно, но есть одно сдерживающее обстоятельство чисто ведомственного изобретения. Это обстоятельство — фонды. Кого сделать фондодержателем? Мне представляется, что именно по этому вопросу разгораются (во всяком случае должны разгораться) в высоких конторах словесные баталии, ибо фонды — это дыхание, это мускулы, это — жизнь всякого вновь рожденного детища специализации. Без фондов оно не выдержит соревнования на лучшую постановку дела: на быстроту, на качество, на дешевизну исполнения подряда. А именно такая постановка дела определяет, жизнеспособна или нежизнеспособна та или иная служба.
Двадцать лет не кончаются конфликты между колхозами, совхозами и «Сельхозтехникой» из-за ремонта и запасных частей. Вторая сторона — и ремонтер и владелец запчастей, хочешь не хочешь, а погонишь трактор в ее мастерскую, хотя ремонт обойдется в три-пять раз дороже, чем в своем хозяйстве. К старым конфликтам прибавились новые, так сказать, внутренние — между службами подряда и внутри служб. Пример: мелиораторы. Еще недавно ПМК-11 владела и автотранспортом, и реммастерской, и фондами запчастей и материалов. Сейчас все это отделили и сделали самостоятельными хозрасчетными производственными единицами. Центральные ремонтные механические мастерские (ЦРММ) специализировали на ремонте тяжелых тракторов, и все фонды запасных частей отдали только им. У ПМК-11 остановились, скажем, два Т-100, и надо-то пяток деталей да два-три дня работы, раньше бы в своих мастерских свои трактористы и сделали бы — это ведь текущий ремонт. Теперь так нельзя, теперь у ПМК-11 нет на складе запчастей (не положено!), следовательно, гони тракторы в ЦРММ, а там детали не заменяют, там заменяют сразу узлы и берут за это не десятку и даже не сотню рублей, а тысячу, да еще с гаком. Текущий ремонт оборачивается капитальным, в результате ПМК-11 годовые амортизационные отчисления «съела» за полгода и оказалась в трудном финансовом положении, а ее субподрядчик ЦРММ, только что созданный, еще на ноги как следует не вставший, процветает. А кто процветает, к тому и кадры бегут — и начинается перебег специалистов.
Возьмем второго субподрядчика ПМК-11 — полигон железобетонных изделий (ЖБИ). Трубы, кольца, плиты поставляют — хорошо, но мелиораторам нужен и раствор (на откосы каналов и прочие мелочи), а раствор ЖБИ по плану не обязан давать (не записан в номенклатуру), — как быть? Руководители ЖБИ говорят руководителю ПМК-11: выписывай плиты, а бери раствор. Тот отвечает: «Так это же дороже в пять раз!» — «Как хочешь, дорогой, — отвечает первый, — раствором не торгуем, плитами — пожалуйста». — «Дармовые деньги гребешь», — возмущается второй. «Нам тоже жить надо, — ответствует первый. — Не хочешь переплачивать, заводи свой растворный узел». И ПМК-11 собирается заводить свой. Вот так.
Не отрегулированные вовремя взаимоотношения службы подряда и основного производства переносятся и на самих подрядчиков и порождают те же отрицательные последствия — незаработанные деньги перекачиваются из кассы в кассу, создавая фондодержателям легкую жизнь. Слабые, плохо организованные предприятия продолжают существовать — и безбедно, — особого стремления укреплять свою конкурентоспособность не проявляют, ибо они вообще вне конкуренции, потому что фонды-то в их руках! И главное тут вот что: все эти «хитрые» операции, практика «отпроцентовок» видны только в низах, и то лишь в разговорах, а не в бумагах (в бухгалтериях полный ажур), а наверх, в областные и республиканские конторы, идут красивые отчеты о нарастании объемов подряда, и там, наверху, удовлетворенно потирают руки: вот она, выгода специализации, цифры — бесстрастные свидетели! Так создается ложное представление о результативности и вообще о нужности той или иной подрядной службы.